* * *
Потянулись однообразные дни и ночи плена. Гилморн так ничего и не узнал о своем господине, потому что Норт никогда не говорил о себе, а эльф не позволял себе проявлять интерес. Зато он много узнал о себе самом… Например, в каких позах он получает наибольшее удовольствие, какие ласки ему наиболее приятны, какие слова сильнее его заводят и как доставлять себе наслаждение с помощью рук. Уж точно, такого он никогда не узнал бы в Лихолесье.
Он узнал, что даже эльф может привыкнуть ходить обнаженным и научиться спокойно относиться к своей и чужой наготе — какой смысл одеваться, если в покоях Норта тепло, а их хозяин не терпит никаких преград, затрудняющих доступ к телу прекрасного пленника? Он узнал, что можно скучать по своему суровому любовнику-насильнику, потому что в долгие часы одиночества все равно нечем заняться, кроме чтения книг на вестроне, которых Гилморн не любил. Он узнал много новых слов для обозначения понятий, которых не было в синдарине — ругательств, пошлостей, названий половых органов и видов секса. Он узнал, что может быть злым, грубым и несдержанным на язык, когда дерзил Норту и боролся с ним в тишине его спальни, как будто неведомый неразумный демон внутри него побуждал дразнить и провоцировать человека, стараться пробить броню его всегдашней сдержанности. Впрочем, эти вспышки бунтарства не могли изменить истинного положения вещей, с которым Норт ознакомил его в один из долгой череды дней, проведенных с эльфом.
— В чужом присутствии ты будешь всегда называть меня «господин» и будешь молчать до тех пор, пока я к тебе не обращусь. Если ты нарушишь это правило, я тебя выпорю, а потом отымею рукояткой плети.
Гилморн вздрогнул — воображение его никогда не подводило.
— Я понял. Но почему ты не требуешь этого, когда мы одни?
— Мне не нужны такие дешевые атрибуты моего положения. Я и так знаю, что ты находишься в полной моей власти, как бы ты ни распускал свой длинный язык.
— Значит, наедине ты позволяешь рабам проявлять неуважение?
— Можешь сколько угодно играть в непокорность, — усмехнулся Норт. — Но когда ты в постели стонешь и извиваешься подо мной, ни у кого из нас нет сомнений, кто здесь господин.
Эльф покраснел и не нашелся, что ответить.
Гилморн лежал на кровати и пытался сосредоточиться на книге, которую держал в руках. Однако это казалось невозможным, буквы решительно отказывались складываться в слова, поскольку мысли его были заняты совсем другим. Он невольно прислушивался к шагам Норта в соседней комнате. Через несколько минут его хозяин закончит с делами и придет в спальню, и до того как лечь спать, он конечно же захочет, как он выражается, «покувыркаться по кровати со своим маленьким эльфом». При этой мысли Гилморну немедленно стало жарко.