Он выскочил из кареты, судорожно кутаясь в шубу, и заспешил в дом, не оглядываясь. Лицо горело вопреки ночному холодку. Ему было стыдно за такую бездарную сцену. Когда-то он справлялся намного лучше. Да, когда ему было наплевать на ухажеров. Когда они не ухмылялись ему в лицо, не веря не единому слову.
Таэсса проскользнул в свои покои и бросился на кровать прямо в ботфортах и шубе. Хотелось натянуть ее на голову и спрятаться от окружающего мира, полного Фэйд Филавандрис. Потом он сообразил, что впервые в жизни принял от нее подарок, и застонал. Всемилостивейший боже, продаться даже не за горностаев, а за каких-то драных собак! Он потерся щекой о лохматый воротник и неожиданно для себя самого рассмеялся. Если уж принцесса завалила семерых матерых волков, у него точно не было шансов.
Комнатка под самой крышей «Цветка страсти» послужила бы отличной декорацией к роману про воинственных ярлов Белг Мейтарн. Стены были выложены тесаным камнем и украшены гобеленами, потемневшими от времени. Мебель грубая, массивная, из темного дуба, пол застелен шкурами. Оконный переплет был нарочито неровный, с вставленными в него кусками толстого непрозрачного стекла. Большое зеркало в медной раме не слишком соответствовало эпохе (во времена таких интерьеров зеркала были из полированной стали). Но его искусственно состарили, сделали мутным и даже ободрали по краям амальгаму. Сервировочный столик у кровати тоже был дубовый, грубо сколоченный, хотя и снабженный вполне современными колесиками. Никакой фарфоровой посуды, только серебро, и даже салфетки из грубого льна, с тарнской вышивкой. В глиняном кувшине стояла охапка цветущего багульника, а не каких-нибудь пышных оранжерейных цветов. Декораторы «Цветка страсти» ничего не упускали из виду, следуя новейшим веяниям моды.
В последнее время столичная молодежь почти поголовно заболела диким живописным Белгом и его своеобразной культурой. Впрочем, охотников лично посетить скалистые берега этой бедной страны с негостеприимным климатом находилось немного. Но зато в моду вошли меха, туники простого покроя, сапоги до середины бедра, светлые длинные волосы с вплетенными в них кожаными ленточками и прочие характерные приметы внешнего облика заморских соседей. Едва дождавшись весны, кое-кто перешел на безрукавки, щеголяя татуировками в тарнском стиле на мускулистых (и не очень) плечах. Хитровывернутые тарнские узоры красовались не только на коже, но и на одежде, обуви, покрывалах, книжных переплетах и даже на рубашках игральных карт. Интеллектуалы изучали тарнский язык и литературу, с жаром обсуждая их глубокую символичность и неповторимую уникальность. Народ попроще довольствовался чтением авантюрных и любовных романов с тарнским колоритом, которых развелось огромное множество. Скажем, про сурового ярла и его прекрасного пленника.