— Как пожелаешь, сказал он, и в мгновение ока роскошно обставленная комната исчезла, сменившись полутемным подвалом с цепями и крючьями на стенах. Вместе с магической силой чародей Руатта приобрел привычку к театральности. Даже самая могущественная магия идет рука об руку с показухой и спецэффектами. Кроме того, каменные стены и железные решетки должны убедить воина в серьезности происходящего. Движение руки и Кинтаро оказался раздет догола и подвешен за руки чуть выше человеческого роста, чтобы не доставал до пола даже кончиками пальцев. Руатта оставил ему только браслеты и ожерелье для красоты.
Он вынул из воздуха устрашающую семихвостую плеть и провел рукояткой по груди пленника нежно, едва касаясь. Сказал, почти что оправдываясь:
— Боль лучший инструмент для возвращения памяти.
Ему не хотелось причинять боль. Одно дело в пылу схватки, страсти. Другое хладнокровно пытать человека, пытаясь проникнуть за стену, возведенную в его сознании. Но Кинтаро посмотрел нагло, свысока, будто заранее считая все его старания жалкими, и это помогло. Руатта обошел его, бережно перекинул длинную гриву воина на грудь и без лишних слов положил короткий сильный удар поперек спины. Свободной рукой он взялся за плечо Кинтаро конечно, так не размахнешься как следует, но было важно касаться его, бить самому, физически, а не вызывать боль заклинаниями. Утешало то, что настоящая пытка была ни к чему, должно было хватить легкой разминки, чтобы прощупать печати. Насколько чародей Руатта знал Александру, она никогда бы не связала свою печать с болью. Обычно у нее на уме совсем другие вещи.
Он ударил еще и еще, проникая в подсознание Кинтаро с каждым ударом все глубже, как тонкий, жалящий ремешок плети. Алые полосы украсили совершенные ягодицы воина, его бедра, поясницу, разбежались затейливой вязью по плечам и бокам. Но печати не реагировали, и никакой подсказки, никакого намека не просочилось за них туда, где их можно было подцепить и вытащить на свет. У Кинтаро даже дыхание не сбилось. Эссанти, да еще оборотень впридачу для него нужно кое-что пожестче. Вторя его мыслям, Кинтаро закинул голову назад и потянулся всем телом.
— Меня, бывало, ласкали больнее, чем ты бьешь, лениво произнес он. А пугал-то, пугал.
Плетка его как будто разожгла тело на ощупь стало жарче, и весь он, напрягшийся было в подземелье, в цепях, расслабился. Будто его и вправду ласкают. Хотя плетка в нескольких местах рассекла кожу неглубоко, но должно ощутимо саднить. И даже кровь выступила. Чародей подступил ближе и, повинуясь непреодолимому порыву, слизнул рубиновые капли.