Аллегорически выражаясь, доспехи Ашурран пришлись Александре впору, хотя их устремления были очень различными. Ашурран стремилась к славе, а Александра жаждала контроля, могущества, власти. Ашурран желала чародея Руатту ради него самого, Александра лишь потому, что он ей отказывал. Как только великий чародей дал понять, что готов отдаться, она потеряла к нему всякий интерес, кроме академического. Конечно, и ложная память о пережитых с ним плотских радостях помогла.
Неожиданно кстати пришлось честолюбие Ашурран, привнесенное «Цепями прошлого». Гордость, а не гордыня, чувство чести, желание возвыситься над окружающими за счет личных качеств, а не за счет подавления чужих все, чего Александре прежде не хватало, вдруг расцвело прямо на глазах Руатты. И его слова об общественном благе и справедливом государственном устройстве больше не падали в пустоту, как раньше. Об этом они и говорили что бывают другие миры, кроме Иршавана, более подходящие для довольства и счастья. И как он старался не рассказывать о своей родине, так и она, казалось, скрывает от него, откуда начался ее путь и куда лежит дальше.
Прощаясь, Руатта устроил целое представление для ее воительниц: прижался к Александре всем телом и припал к ее рту в таком долгом поцелуе, что оба едва отдышались. Воительницы взревели от восторга и застучали мечами о щиты. Ни у кого не осталось сомнений, что чародей Руатта покорился королеве Арриана, хоть и не остался в ее шатре наложником. Она легко подняла его на свою колесницу и самолично отвезла до границы святой земли.
Кинтаро и не подумал нарушить приказ Руатты. На самом деле он был совершенно не против оставить как можно большее расстояние между собой и чародеем со всеми этими чокнутыми бабами, лишь только Альва окажется в его руках. Случилось это буквально: одноглазая аррианка, к которой он проникся особенным отвращением, скинула Альву с колесницы прямо в его объятия и протянула руку. Кинтаро бросил ей бутылку, не особенно заботясь, как она будет ловить, схватил рыжего в охапку и прыгнул в портал.
— Ошейник! вскрикнул Альва, но уже тогда, когда Кинтаро упал на ковер и уронил его на себя.
Они лежали в высоком шатре, застеленном коврами. За откинутым пологом открывался вид на безбрежное море. Местность была очень похожа на ту, где они высадились после крушения «Леопарда». Восточное побережье, самый выступающий мыс, ближайшая к Поясу Бурь точка, как говорил Руатта.
Кинтаро засунул пальцы под серебряный ошейник рыженького, покрутил его и не нашел застежки. Опять магия, черт бы ее побрал.