— Откуда я знаю? На это может быть тысяча причин. Родственника расстреляли. Жену, сына, брата, отца. Или сам боится. Или еще что-нибудь. Недоволен, и все. Для нас этого достаточно.
— Ладно. Пусть так. Пусть он недоволен. Подпольщик. Оппозиционер. Троцкист. Но мы-то ему зачем? Какая от нас польза? И откуда он знал, что мы здесь окажемся?
— Так он хочет нам помочь. Предупредить наш мир. Он ненавидит коммунистов. Целый мир спасти, разве это не причина?
— Так и предупредил бы его сам, раз он старший офицер. Нас-то зачем дожидаться? Смотался б через гильбропереход и предупредил бы.
— Не хочет. Или не может. Не знаю. Может, там защита специальная стоит. Я тебе что, справочное бюро, что ли?
— Кстати, он не может быть один. Их по крайней мере двое. Кто-то ведь должен позвать этого Зорге. И фамилия эта наверняка ненастоящая, значит, этот кто-то должен знать, кого на самом деле надо позвать, когда спросят Рихарда Зорге. Так что это все-таки ловушка.
— Ну и что? Это может быть его домашний телефон. Он-то знает, что он и есть «Зорге». Или еще можно отдать приказ, ничего не объясняя. Ты «Семнадцать мгновений весны» видел? Помнишь, там Штирлиц использовал немецкого офицера — тот ему лыжи приготовил, переход через границу обеспечил и вопросов не задал — якобы секретный приказ Гиммлера. И все. Обращайтесь или ко мне, или лично к Гиммлеру.
— Это кино. Здесь Штирлица нет. И пастора Шлага тоже. Они могут нас даже не ловить после звонка. Им, может быть, вообще достаточно узнать о том, что мы появились. Чтобы усилить охрану и прочесать окрестности.
— Может быть и так, конечно. Только, по твоей логике, если этот плакат висит, значит, нас здесь и так ждут. Этот самый Зорге ждет или просто засада эсэсовцев — но наш маршрут для них понятен. Запутать следы не получилось. Так что я бы позвонил. Тем более, что проникновение без этого звонка у нас не очень-то и получается. Риск, кругом риск, а так — может быть, будет помощь.
— Думай, Евген. Ты у нас командир, ты и думай. Я, например, за звонок.
— А я — против.
— Да это вообще наш единственный шанс!
— Это на тот свет шанс. Причем стопроцентный. Шли, шли, и позвонили. Уж лучше штурмовать.
— Думай, Евген. В конце концов, это тебе сообщение. С тебя и спрос.
Звонил через несколько дней сам Женька.
Начало эпидемии пророчили давно.
О ней предупреждали медики, политики, ученые. Причитали, кликушествовали наводнившие Русь колдуны и «пророки». Газеты набили оскомину постоянной борьбой с вирусом иммунодефицита; средств, как это всегда бывает, оказалось недостаточно, одноразовых шприцев требовалось во много раз больше, и зараза медленно, но верно распространялась по России.