Снайпер Сергей был еще тот, поэтому все это время он целился.
Хлопнул выстрел. Голова пятнистого мотнулась в сторону, но сам он вскочил, будто подброшенный пружиной, и в руке у него неведомо откуда появился пистолет. Черный зрачок ствола уставился Сергею прямо в лоб, так ему показалось за короткую долю секунды, пока палец медленно, как во сне, снова нажимал спусковой крючок, а дрогнувший при выстреле ствол автомата возвращался к своей цели.
Сергей все-таки успел выстрелить. И потом еще раз. И еще.
Он решился выйти из-за деревьев, только когда автомат сухо щелкнул, а голова пятнистого превратилась в кровавое месиво. Тогда он вспомнил, что запасной обоймы у него нет, и патроны полагается экономить.
Обернувшись, не бежит ли кто еще на их «перестрелку», Сергей вздрогнул. В стволе дерева у самой его головы виднелось свежее пулевое отверстие. Пятнистый, оказывается, был проворнее. Возьми он чуть-чуть точнее… По спине пополз противный, липкий холодок. Сергей выскочил на прогалину и сначала оттащил парня под прикрытие кустов, а уже потом принялся развязывать.
— Спасибо, Поляков. Вы мне жизнь спасли. И даже больше.
Серега кивнул, ничего не отвечая. Говорить он еще не мог.
— В кармане куртки нож. Проще разрезать.
Сергей улыбнулся перекошенным ртом. Его колотила нервная дрожь, руки почти не слушались. Нож дважды падал в листья, прежде чем он справился с веревкой.
Худощавый наблюдал, облизывая в кровь расквашенные губы.
По вагону метро, пьяно пошатываясь, шел человек. Судя по всему, он был болен. Бурые пятна на коже, слезящиеся глаза, на шее и подбородке застыли остатки то ли еды, то ли какой-то слизи. Рваная одежда, местами забрызганная грязью. Люди пятились от него в стороны и отворачивали лица. Человек вдруг остановился и осознанно осмотрелся, нарочито выкатывая глаза в ответ на брезгливые взгляды. Вагон качнуло — он поперхнулся и согнулся пополам, будто его ударили бейсбольной битой, и начал долго, неудержимо кашлять. Он кашлял громко, сильно выпячивая губы, с которых летели брызги слюны. Заходился снова и снова, и казалось, не будет конца этому приступу. Поезд подъехал к очередной станции, и голос машиниста уверенно объявил: «Чистые пруды». Люди стали выходить, причем освобождали вагон даже те, кому нужно было ехать дальше, так что вокруг больного образовалось довольно большое пространство, где он продолжал кашлять во все остатки гниющих легких, отхаркивая кровавую слизь.
Наконец приступ прекратился, и человек обвел взглядом наполовину опустевший вагон. Оставшиеся пассажиры кто неприязненно, кто сочувственно смотрели на него. Он вытер рукавом губы и заговорил пронзительным, свистящим шепотом, глядя на окружающих воспаленными глазами: