— Говори, кто клинки забирал? Кто заказывал?
— Не знаю я, — перепугано пробормотал кузнец. — Человек один. Не впервой ему ковал, монетой золотой расплачивался Трёхмухинской, но не наш он, вот ей — богу, не наш.
Бывший ординарец опустил на пол перепуганного до смерти Урядного Крела.
— Значит, не ваш?
— Не наш, — подтвердил кузнец, украдкой отступая под защиту наковальни, стоявшей посредине кузни.
— Раз не ваш, так и спросу с тебя не будет. Скажи мне только, как он выглядел?
— Мужик как мужик, — кузнец виновато развёл руками. — В одёжке нашей Трёхмухинской, но точно не наш. Глаза такие холодные, ледяные вроде, и брови… брови, будто оспинами побитые, да голос хриплый помнится…
— А лицо? Лицо как выглядело?
— Лицо я не видел. Ты уж, господин, не гневайся, лицо у него завсегда сокрыто было.
— А раз сокрыто, что ж ты не догадался, что для злого дела оружие-то твоё предназначено? — на эти слова кузнец лишь горько усмехнулся и смущённо пожал плечами.
— А разве нынче поймёшь, что для доброго, а что для злого дела делается? Когда кривда с правдою под ручку бродят, у всякого только своя выгода имеется. А я что, хуже других?
— Может и не хуже, — сказал Лёнька, поворачиваясь к выходу, — но знать, пожалуй, и не лучше будешь.
Без промедления выехав из города, ординарец попылил в нужном направлении. Дорога у него была неспорая, припасов оставалось ещё много, и лошадку он жалел, сильно не гнал. По пути лишь деревеньки попадались заброшенные да сенокосы застаревшие. Косить — то их некому стало: кто помёр, кто в города подался, кого в армию взяли, а кто и разбойничать начал. Сами изредка встречавшиеся на Лёнькином пути разбойники, лениво лежавшие на придорожных полянках под солнышком, одиноким путником не интересовались, то ли совесть имели, то ли справедливо рассудив, что с человека служивого взять нечего, а получить много можно, напасть не решались. Одним словом, добрался Лёнька до Лохмоградских стен без приключений. Первым делом по кузням бродить отправился (кто знает, может и здесь следы убивца остались), да сколь ни ходил, ничего не выведал. На постоялом дворе остановился и принялся искать, как было сказано Ягой, нечто "неприметное". Дни своим чередом шли, денежки в кошельке таяли, а нужного не находилось, вроде бы можно было в Кривоград отправиться, да всё время что-то удерживало, будто вело куда-то. Но что именно — ответа не было.
— Воевода умер, — Караахмед пристально посмотрел на Изенкранца, тот понимающе ухмыльнулся. — На войне это случается, но росское войско не может оставаться без предводителя, иначе может произойти что-нибудь нам нежелательное.