Побег удался. Парни немного поулюкали, пробежали за мной десяток метров, но, видимо, на серьёзное преследование их боевого запала не хватило и, бросив мне вдогонку пару оскорбительных реплик и угроз типа "Трус лохмоградский" или "Попадись ты нам только, росс проклятый", они отстали. Кстати, мне всегда "нравилось", когда толпа подлецов, нападая на одиночек, в случае их отступления (а отход от превосходящих сил противника бегством я называть бы не спешил) обзывает этих людей трусами. Вообще — то легко быть смелым, когда за тобой толпа, которая, ты знаешь, не даст тебя в обиду. А если ты один? Многие ли из крутых будут храбрецами в одиночку? Многие ли не дрогнут один на один с равным противником, когда ставка — жизнь? То-то же! Помыкают другими и сбиваются в стаи в первую очередь слабые духом. Может, потому так живуча мафия, что она помимо всего прочего даёт слабому, но плохому человеку чувство защищённости, которое не может дать ему государство? И возможно, мафия потому и сильна, что кто-то желает государству оставаться слабым. А ведь чем меньше будет в обществе опасностей и крепче закон, тем меньше людей захотят преступить этот закон и влиться в ряды мафии. Но, кажется, я отвлёкся. Теперь мне предстояло вернуться к своим баранам. Встреча с молодцами не принесла мне ничего полезного, кроме того, что я понял: Лохмоградцев здесь не любят. Очень не любят. Впрочем, одна из их реплик дала мне ещё и дополнительную почву для размышлений. Получалось, что Трёхмухинцы уже и не россы вовсе. Вот такая картина. Что ж, чудненько! Хотя, почему бы и нет? Разве у нас не так? Разве не разделили нас на разные народы наши правители? Опа, опа, опять меня понесло. Неужели я обо всём этом раздумывал, пересигивая через штакетники, перелезая через окружающие дома заборы?
Бежал я куда глаза глядят, но, кажется, мне наконец-то повезло, и этот двор показался мне знакомым. Правда, он значительно обветшал, искусная лепнина отлетела с окружающих дом стен, сам же дом шелудивился обвалившейся штукатуркой и казался нежилым. Я остановился, приглядываясь: к моему счастью, по некоторым, весьма заметным признакам было видно, что в доме всё же живут. Я отдышался и, рискуя вновь нарваться на неприятности, постучал в толстые дубовые двери.
— Кто там? — тут же донёсся до меня недовольный, но такой знакомый и почти родной голос магистра Иллариона. Конечно, было дело, я отстранил его от власти, но чувства мы сохранили друг к другу весьма тёплые, или мне только так казалось? Вот сейчас как раз наступал момент истины.