Облаченный в богато отделанную золотом лорику седовласый мужчина потрогал края развешанных в проходе холстин. Высохли! Значит, ни иссушающий ветер удержать, ни дать воздуху влаги они уже не смогут. Нерадивые слуги должны давно уже заменить полотнища на новые, но до сих пор не спешат это сделать.
Седовласый ее заметно нахмурился. Зря он предпочел доспехи легкой тоге. За спиной кашлянул гемилохит, ожидающий приказа. Пора было принимать решение.
Седовласый повернулся к тому, кто заставил его задержаться в душном приемном зале претории.
– Чудны твои слова, киликиец.
Черноголовый мужчина в потертом изношенном хитоне, ожидавший слов прокуратора в самом низу мраморной лестницы, ведущей в зал, покачал головой.
– Я один раз уже говорил тебе, уважаемый Порций, я – не киликиец. Видимо, ты не заметил?
Иудейский прокуратор Порций Фест сверился с записями.
– Но ты родился в Тарсе киликийском?
– Да, это верно… И, тем не менее, я римлянин. Как ты, Порций.
Порций Фест, немолодой, иссушенный походами воин, а нынче еще и правитель окрестных земель, задумчиво кивнул:
– А в придачу еще и габрей?
Человек в потертом хитоне виновато развел руками:
– Дети граждан становятся гражданами. Дети иудеев рождаются иудеями. Я не выбирал свою судьбу.
Прокуратор потянулся, прошелся до оконного проема и глянул на беснующуюся во дворе толпу.
– Что же ты сделал такого, римлянин с иудейской кровью, что даже спустя два года эти пустобрехи из синедриона требуют тебя распять? Слова первосвященника о покушении на веру… наивны, – Фест покачивался на пятках, заложив руки за спину, и пробовал новое слово на вкус. – Наивны? Кажется, или я таки подыскал нужное слово? Да. Пожалуй, да… Наивны… Значит, не относятся к правде. Ведь, ваших пейсатых фарисеев никак нельзя отнести к наивным.
Он почесал гладко выбритый подбородок, дошел до кресла и устало развалился в нем. Будь его воля, прокуратор бы предпочел стоявшее тут же ложе с подушками. Но приходилось придерживаться местных обычаев. Судья должен сидеть.
– Я много думал, но ничего толкового, способного объяснить их настойчивость, никак не приходит в голову.
Порций вгляделся в лицо собеседника, стремясь застать отпечаток новых эмоций. Но тот выглядел таким же усталым и бесстрастным.
Прокуратор вздохнул, взял с блюда и покатал в ладони зеленую оливку.
– Еще они требуют, чтобы ты отдал то, что Иешуа из Назарета выкрал в святилище вашего бога. По словам первосвященника Анании, теперь это в твоих руках.
– У меня один Бог, прокуратор. И ему нет нужды красть что-то в своем храме. Ему достаточно просто забрать нужное… Но Анания ошибается. Учитель не брал ничего.