– Я думаю, что сейчас пришло время для того, чтобы вспомнить нам те слова, которые говорили мы в Константинополе. Все наши последние беды от того, что, начав угодное Господу дело, мы по пути осквернили себя клятвопреступлением.
Германец понял, куда клонит южанин:
– Я не буду требовать, чтобы мой брат принес присягу кесарю. И никому тут не позволю этого.
Раймунд стукнул ладонью по столу.
– Только флот империи может дать нам лошадей! У нас осталось не больше двух тысяч, из них лишь пара сотен еще может скакать с рыцарем на спине! Остальные – полудохлые клячи. Без зерна скакуны пухнут и дохнут! Кого ты поведешь на орды степняков?! Пехоту, которую они будут расстреливать с сотни шагов, как ты бьешь оленя у себя дома?!
Готфрид, за спиной которого набычился брат Евстафий, упрямо мотал головой:
– Господу было угодно одарить Балдуина. Не нам забирать то, что даровано свыше!
– Знаем мы, как он отхватил эти земли.
Роберт Норманнский, состривший невовремя, ухмылялся, поигрывая чашей. Оброненная фраза вывело из себя лотарингца.
– Да! Господь даровал ему… НАМ эти земли! Это первый лоскут христианского государства, которое предстоит воздвигнуть на землях неверных! Первый кусок! Отдать его, значит, оскорбить Господа нашего в его желаниях и отвергнуть помощь его! Не тебе, человеку, обязанному мне и моим братьям за спасение под Дорилеей, указывать теперь! И если ты, норманнская су…
Стальные пальцы брата, сжавшие плечо, остановили готовое слететь с уст оскорбление.
Но и того, что было сказано, оказалось с избытком для вспыльчивого берсерка.
Роберт Норманнский вскочил, сминая в пальцах серебряный кубок. Ладонь его сжала рукоять меча.
– Коли считаешь, что я тебе задолжал, так я могу и вернуть долги!
Адемар, легат Папы, стукнул ладонью по столу, но его мало кто слышал.
Роберт, сдерживаемый Боэмундом и братом Робертом Фландрским, шипел угрозы. Белый от ярости Готфрид, замерев в кресле, шумно дышал, успокаиваясь. За его спиной собрались германцы.
– Хватит, я сказал!
Голос простывшего епископа перекрыл на мгновение ор военачальников.
Адемар, чья окованная сталью дубина (чтобы бить врага, не проливая кровь) стояла у ног, побелел от напряжения. Каждое слово давались ему с трудом, каждый крик отнимал слишком много сил.
– Хватит!
– Да я его…
– Я сказал "хватит"!!! Отлучу!
Гомон оборвался.
Собравшиеся разом уставились на седевшего во главе стола немолодого епископа. Ждали речи… Но Адемар был слишком измучен. Усилия, приложенные для того, чтобы утихомирить буянов, оказались некстати. Епископ зашелся в кашле, скрючился, схватился за грудь. Подбежавший медик протянул легату чашу с настоем, которую он торопливо опустошил.