— Значит, так: тортик йогуртовый, лучший, какой продают, потом коробку конфет, шампанское, коньяк, куриное филе или стейк из телятины, посмотришь там… — перечислял Максим Т. Ермаков, досадливо кривясь на радостные кивки взбудораженного алкоголика. — Себе за труды возьмешь пол-литру не самую дорогую. Мне сегодня денег на работе срезали, так что я теперь буду очень экономный!
— Все понл! Понл!
Держа перед собой радужные пятисотрублевки, алкоголик резво запрыгал по ступенькам в магазин. Максим Т. Ермаков остался на ветру, из-за которого обледенелый асфальт выглядел таким скользким, что по нему, казалось, нельзя было сделать ни единого шага. Голые ветви деревьев вздымались, словно пытались схватить на лету редкие тусклые снежинки, напоминающие моль, — и чудилось, что если черная пясть поймает порхающее насекомое, то сожмется в костлявый кулак. Время тянулось медленно. Подошвы тесных ботинок от холода сделались каменными, ног в ботинках как будто не было вовсе. «Сейчас наберет всякой дряни», — угрюмо думал Максим Т. Ермаков, глядя сверху вниз на магазинную дверь.
Однако опасения его не оправдались. Счастливый, словно уже отхлебнувший, Вася Шутов вылез на поверхность, волоча набитый доверху продуктовый пакет. В другой пакет, предусмотрительно захваченный на кассе, он стал по одной перекладывать покупки, одновременно сверяясь с длинным, уже замусоленным, магазинным чеком, и Максим Т. Ермаков с удивлением убедился, что Шутов взял все то, что он бы выбрал сам. Под конец в отощавшем мешке повисли, брякая, водочные бутылки.
— Ты, это, не обижайся, сосед, я тут две взял, акция у них, скидка то есть, — виновато сморщился Шутов. — А если обижаешься, так бери одну себе! — Он вытащил и предъявил крайне подозрительную бутылку «Столичной», чье горлышко напоминало грубо забинтованный палец.
— Нет уж, пей такое сам, — отшатнулся Максим Т. Ермаков.
— Вот спасибо, добрый человек! А то девочки у меня, им тоже по глоточку! Работа у них тяжелая, вредная… — бормотал довольный Шутов, роясь в кармане пуховика. — Сдача! Все до копеечки, — он вложил в руку Максима Т. Ермакова комок перемятых десяток и несколько монет, липких, как леденцы.
— Да ладно, оставил бы себе, — проговорил Максим Т. Ермаков, отчего-то смутившись.
— Деньги — ни-ни! — Шутов куражливо вздернул косую бороденку. — Деньги берем только за услуги. Работаем честно! А так, по-соседски, — всегда поможем. Так что обращайся. Номер квартиры знаешь. Все по списку купим, на дом принесем!
«Спасибо, что девочек своих не предложил», — кисло подумал Максим Т. Ермаков, раскланиваясь со щепетильным алкоголиком. Шутов, держа на отлете трепещущий мешок с бутылками, точно даму, ведомую в танце, заспешил вперед. Максим Т. Ермаков тяжело шагал, отставая, ручки его увесистого пакета вибрировали и посвистывали на ветру. Демонстранты перед подъездом сбились в тесный кружок и, судя по выражению спин, разливали спиртное. Ну и ладно. Гораздо неприятнее была долговязая фигура участкового, обрисовавшаяся под сутулым фонарем; маленький, скобочкой, рот милиционера был сердито сжат, походка выражала решимость совершить какой-то, пока никому, включая самого участкового, не известный поступок. «Этому, блин, чего надо от меня?» — с досадой подумал Максим Т. Ермаков, замедляя шаг.