— Ты трубку не вешай, интересное скажу, — прогнусавил давешний голос. — Твоя невеста, Марина Анатольевна Егорова, находится у нас. В милицию не звони. Приготовь три миллиона долларов юзаными купюрами…
— Стоп, стоп! — перебил неизвестного Максим Т. Ермаков, окончательно просыпаясь посреди холодной прокуренной комнаты. — Ты что, пацан, охуел? Насмотрелся кина? Откуда у меня три миллиона? Надо десять баксов на дозу, так и скажи!
— А может, тебе пальчик отрезанный прислать? — обиженно отозвался неизвестный абонент. — Имей в виду, мы люди отмороженные. Не найдешь денег — будем возвращать тебе Марину Анатольевну по частям. Сперва пальчики, все двадцать. Потом носик, ступню, еще чего-нибудь такое, чтобы жива оставалась. Ну а потом уже и сам обрубок в отдельном чемодане. Желаешь получать такие посылки?
Максим Т. Ермаков потряс головой, отчего предметы в комнате посыпались и сложились наново, как в калейдоскопе. Так, сколько на валютном счету? Если забрать сейчас, плюнув на проценты? Дура Маринка, дура, дура, дура! Небось, позвали дурынду в ресторан, а привезли в подвал, с пыльной наледью на бетонном полу и пустыми ржавыми батареями, издающими заунывные звуки. Лучше пока не думать. Такие воображаемые картинки могут попалить все деньги и нервы. И главное, дурища потом ни цента не вернет!
— А может, сто тысяч зеленью вам хватит? — хрипло спросил Максим Т. Ермаков плаксивого похитителя. — Все, что есть. У самой Маринки спросите, я же не олигарх.
— Ты не олигарх, ты тупой! — возмутился похититель. — Сказано тебе: три миллиона. Твоя проблема, где возьмешь. Нас не колышет, понял, нет?
Где-то на заднем плане гнусавого голоса все время выбегал сердитый женский говорок, заставлявший похитителя запинаться, мямлить и отмахиваться; еще там пиликала и прыгала какая-то маленькая музычка — и она же, вероятно, передаваемая по телевизору, слышалась сквозь стенку от соседей, отчего создавалось ощущение какого-то сквозного общего пространства, в котором похитителя можно потрогать рукой.
— Ну, хорошо, дай мне с ней поговорить, — примирительно сказал Максим Т. Ермаков, тоже вспомнивший содержание соответствующих фильмов.
— С кем это? — недоверчиво набычился плаксивый. — Да не с тобой! — обратился он изнанкой голоса к сердитой женщине, наседавшей на него с горячим шепотом, напоминавшим лопотание выкипающего чайника.
— С Мариной Анатольевной Егоровой, — усмехнулся Максим Т. Ермаков.
— С ней? А-а… Ну ладно, — вяло согласился похититель.
И положил, кретин, стукнувшую трубку на столик или что там у них имелось в качестве мебели. Сразу сделался слышнее телевизор, теперь передававший (в соседней квартире тоже) витиеватую, ноющую, как зуб, восточную мелодию. Максим Т. Ермаков жадно вслушался. Нет, не подвал. Судя по плотному, как бы закупоренному шуму, служившему фоном всей звуковой картине, это помещение на весьма высоком этаже, непосредственно над большим проспектом, где в настоящее время имеется автомобильная пробка. В помещении открывались и закрывались двери, перекликались сонные голоса, грубо брякали собираемые со стола тарелки, ложка или вилка проехала по тарелке вкруговую и зазвенела на полу. Их там человек шесть, не меньше. «Ну, где она?» — послышался далекий, уменьшенный вдвое, голос плаксивого. «В маленькой комнате, спит еще», — прозвучал сердитый ответ. «Нету там!» — крикнул плаксивый страдальчески. На это неразборчиво заговорили сразу две, удалявшиеся друг от друга, женщины, послышалось слово «ужратые» и еще «где я тебе возьму». «Да здесь я!» — крикнула откуда-то живая и целая Маринка, и сердце Максима Т. Ермакова нехорошо захолодело. Снова распахнулась дверь, послышался характерный звук водяного бурения, с каким сильная горячая струя наполняет ванну. Шепот, восклицание, округлый босой топоток. Наконец, Маринкин голос в трубке: