Николай II и Ламздорф предложили внести в проект некоторые поправки. Но вскоре в Петербурге возникло сомнение: не лучше ли предварительно показать проект договора французам? Об этом царь сообщил Вильгельму. Фактически это означало срыв переговоров: Германии как раз надо было поставить Францию перед совершившимся фактом русско-германского соглашения. «Дорогой Бюлов, — сообщил Вильгельм своему канцлеру, — при сем посылаю вам только что полученную от царя шифрованную телеграмму, которую я расшифровал при помощи Куно и Гогенау. Его величество начинает прошибать холодный пот из-за галлов, и он такая тряпка, что даже этот договор с нами не желает заключать без их разрешения, а значит, не желает его заключать также и против них. По моему мнению, нельзя допустить, чтобы Париж что-нибудь узнал, прежде чем мы получим подпись «царя-батюшки». Ибо если до подписания договора сообщить Делькассе, то это равносильно тому, что он даст телеграмму Камбону и в тот же вечер её напечатают в «Times» и «Figaro», а тогда делу конец… Такой оборот дела очень огорчает, но не удивляет меня: он (т. е. царь) по отношению к галлам — из-за займов — слишком бесхребетен».
Дело ограничилось тем, что по категорическому требованию немцев 12 декабря им была гарантирована вооружённая помощь России в случае, если у них возникнет конфликт с Англией специально из-за угольных поставок русскому флоту.
Почему царское правительство отказалось от союза с Германией? Союз с Германией означал разрыв союза с Францией и вовлекал Россию в фарватер германской политики. Это главное. Другой причиной отказа была финансовая зависимость русского царизма от французского капитала. В дни переговоров с Германией министр финансов Коковцев представил царю доклад. В нём исчислялось, что при использовании всех трёх доступных России денежных рынков — парижского берлинского и амстердамского — в течение 1905 г. удастся занять не более 500 миллионов рублей, которых хватит лишь на 8 месяцев войны. А между тем предвиделся ещё дефицит в 40 миллионов в обыкновенном бюджете. Из 500 миллионов, на получение которых, по исчислению Коковцева, могла рассчитывать Россия на германском рынке, уже было добыто всё, что возможно было оттуда выкачать. Там только что приступили к реализации займа в 231 миллион, которые поступали России мелкими долями в течение всего следующего, 1905 г. Остальные 270 миллионов германский капитал дать уже не мог; их можно было получить лишь в Париже. При таких условиях ссориться с французами не приходилось. В течение 1904 г. было уже немало фактов, свидетельствовавших, что на каждый симптом русско-германского сближения Париж отвечает ударом по царским финансам. Когда русскому правительству пришлось заплатить Гер* мания за её нейтралитет торговым договором, французское правительство в порядке компенсации выговорило передачу русских военных заказов французским промышленникам, хотя их цены и были выше германских. В результате Россия переплачивала на шрапнели, лишь бы не терять доступа к парижскому денежному рынку. Зависимость царской России от французского капитала ярко иллюстрирует и другой эпизод. В марте 1905 г. в Петербург приехали Нецлин, Готтингер и другие французские банкиры. После долгой торговли они договорились с Коковцевым о займе в 300 миллионов рублей. Контракт был окончательно составлен 13 марта. Вечером Нецлин и Готтингер отобедали у Коковцева, и было условлено, что на следующий день в 11 часов утра они приедут к нему для подписания контракта. Но произошло нечто неслыханное: банкиры не явились! Они даже не сочли нужным принести лично извинения, а лишь прислали письмо, в котором сообщили, что ночью ими получено указание из Парижа воздержаться от подписания контракта.