Через несколько дней братья Шуваловы и Бисмарк, сидя за бутылкой шампанского, составили проект договора на только что изложенной основе. Были, впрочем, добавлены ещё некоторые важные пункты; они обязывали Россию «ничего не предпринимать против территориальной целостности Австро-Венгрии» и признавали Сербию сферой австрийского влияния.
Бисмарк был в восторге от бесед с Шуваловым. На другой день, 11 января 1887 г., предстояло большое выступление канцлера в Рейхстаге. Этого выступления ждал весь политический мир. Бисмарк говорил весьма смело. В его речи были две основные мысли: дружба с Россией и вражда с Францией. «Дружба России для нас важнее, чем дружба Болгарии и чем дружба всех друзей Болгарии в нашей стране», — заявил канцлер. О возможности войны с Францией Бисмарк высказался в том смысле, что никто не может знать, когда эта война придёт: быть может через 10 лет, а может быть и через 10 дней.
В эти дни германские дипломатические представители в Константинополе и в Софии получили из Берлина предписание — в болгарском вопросе самым энергичным образом поддерживать русскую политику. Одновременно Бисмарк усилил дипломатический нажим на западноевропейском международном фронте. 13 января 1887 г. он обратился к бельгийскому правительству с запросом, принимает ли оно меры (и какие именно) для обеспечения своего нейтралитета в случае якобы возможного французского вторжения в Бельгию. 22 января поверенному в делах в Париже было предписано срочно представить сведения о французских военных приготовлениях. Канцлера, как он заявлял в своём письме, «занимает вопрос, не следует ли обратить внимание французского правительства на то обстоятельство, чтоего военные приготовления заставляют сомневаться в его миролюбии».
28 января Бисмарк беседовал в Берлине с французским послом. Посол заверял канцлера в мирных намерениях Франции. Бисмарк ему ответил, что и не сомневается в миролюбии существующего правительства. Однако оно представляется ему непрочным. «А если Буланже станет председателем Совета министров или президентом республики, — угрожающе заключил канцлер, — тогда произойдёт война».
30 января, на заседании прусского министерства, т. е. в узком, закрытом собрании, Бисмарк оповестил своих коллег о возможности войны в течение ближайших же недель. Он заявил, что на следующей неделе в прусский Ландтаг должен быть внесён проект закона о займе в 300 миллионов марок на покрытие военных надобностей. Рейхстаг был распущен ввиду провала септенната, а новые выборы предстояли лишь 20 февраля. Очевидно, Бисмарк не считал возможным обождать ещё три недели и решил обратиться к Ландтагу за санкцией военного займа. «Едва ли можно поверить, — записал в своём дневнике один из прусских министров, — что Бисмарк хочет применить такое средство только как избирательный маневр. Это означает войну».