Иногда случалось такое, что от изумления мы раскрывали рты. Так во время одной атаки кое-кто из наших шестнадцати-семнадцатилетных попал в плен. На другой день русские отправили их назад, обрезав штанины так, что брюки стали походить на детские штанишки. На спине у одного была пришпилена записка:
«Красная армия не воюет с детьми; поэтому отсылаем их обратно и просим отправить домой, к матерям, чтобы те докормили их грудью.
Привет от Красной армии».
Или та история с пожилым унтер-офицером.
В третьей роте был пожилой унтер-офицер. Однажды он получил телеграмму с сообщением, что его жена и трое детей погибли при воздушном налете на Берлин. Тут же отправился к командиру роты и попросил об отпуске; но хотя командир роты сделал все от него зависящее, в просьбе было отказано.
В ярости и отчаянии пожилой унтер-офицер перебежал к русским, однако, изумив нас, вернулся на другой день. Сказал нам, что русский командир дивизии в секторе напротив нашего предоставил ему отпуск. Мы решили, что старик спятил, но, к нашему удивлению, у него было запечатанное письмо к нашему оберсту и полный комплект русских отпускных документов, должным образом заполненных и подписанных, на четырнадцать дней плюс время на дорогу до Берлина и обратно. Русские даже указали точное расписание поездов, которыми ему нужно ехать. Фон Барринг впоследствии сказал мне, что было в письме оберсту фон Линденау. Вот его текст:
«Уважаемый оберст!
Нас глубоко удивляет, что в немецкой армии дела уже так плохи, что вы даже не можете предоставить отпуск какому-то незначительному унтер-офицеру, хоть он и лишился всего. Однако Красная армия дает своему пленнику четырнадцать дней отпуска и вместе с тем полностью его освобождает.
Я прекрасно понимаю, что вы, оберст фон Линденау, скорее всего, накажете этого унтер-офицера за братание с противником, однако предлагаю на сей раз закрыть глаза на происшедшее и позаботиться, чтобы он смог поехать домой в отпуск. Лично я считаю, что он наказан достаточно потерей всего во время налета на Берлин.
СТЕПАН КОНСТАНТИНОВИЧ РОДИОНОВ
Генерал-лейтенант
Командир 61-й пехотной дивизии Красной армии[64]».
Это письмо и русские отпускные документы унтер-офицера отправили к нашему командиру дивизии, генерал-лейтенанту фон Рекнагелю[65], чтобы он принял решение по столь необычному делу этого унтер-офицера, который перешел к противнику и получил у него отпуск. В течение нескольких дней весь Двадцать седьмой полк с беспокойством ждал исхода. Русские постоянно спрашивали по громкоговорителю, получил ли отпуск этот человек, и всякий раз нам приходилось отвечать, что нет. По этому поводу заключались пари. Большинство из нас думало, что унтер-офицера расстреляют. Его были просто обязаны наказать. Избежать этого, не переписав всего военно-уголовного кодекса, было невозможно.