В воздух полетели осветительные снаряды, потому что разрывы мин встревожили весь сектор. Раздались пулеметные очереди, время от времени глухо стрелял миномет. С немецкой стороны взлетели красные ракеты, дающие сигнал артиллерии открыть заградительный огонь вдоль русских позиций; русские начали обстреливать немецкие. Каждая из сторон решила, что другая собирается атаковать.
Раздался грохот, вздымаемая снарядами земля встала стеной. Мы бросились в воронку и лежали там два часа, пока этот дуэт не утих. Вскоре после этого спрыгнули в свою траншею, и Старик доложил обер-лейтенанту фон Баррингу:
— Герр обер-лейтенант! Унтер-офицер Байер докладывает, что второе отделение вернулось с разведки на минном поле противника. Разведка шла по плану под командованием гауптмана Майера. Гауптман погиб, потому что, несмотря на наши предостережения, продолжал путь по минному полю.
Фон Барринг задумчиво поглядел на нас, взгляд его перемещался от одного к другому, чуть задерживаясь на каждом лице. Я никогда не видел таких добрых и серьезных глаз.
— Гауптман Майер погиб? Что ж, это случается на войне. Унтер-офицер Байер, ведите своих людей обратно в блиндаж. Второе отделение превосходно выполнило свою задачу на минном поле. Я отправлю донесение командиру полка.
Он поднес два пальца к козырьку фуражки и пошел к своему блиндажу.
Старик улыбнулся.
— Пока он жив, охоты на свиней в пятой роте не будет.
— Обратили внимание, какие сальто крутила эта свинья, когда наши мины подкидывали его задницу? — ликующе спросил Порта. — Вот порадовался бы его старый учитель физкультуры, если б видел.
Такой была надгробная речь по гауптману Майеру, немецкому бюргеру, слишком ничтожному, чтобы отличиться на войне.
— Как? Разве их было не две?
Издав рык, Плутон устремился за Портой и девицами. Вскоре они скрылись, но мы все еще слышали восторженный визг двух полногрудых девиц.
— Теперь часа два их не будет, — сказал Старик со смехом.
Мы снова легли в высокую траву. Лежали, мечтая, наблюдая за дымом от своих трубок. Негромко говорили о товарищах, которых с нами уже не было.
Когда утром входишь со свежего воздуха в переполненную крестьянскую хату, вонь едва не валит тебя с ног, но привыкаешь даже к этому и через несколько минут засыпаешь под аккомпанемент храпа и кашля русских. Мы знали, что хозяйка больна туберкулезом, но что из того? Бациллы принимаешь вместе со всем прочим: вшами, крысами, грязью.
Казалось, что едва мы легли, нас тут же разбудили встающие русские. Порта выругался, но старик ответил спокойно, твердо: