Пизанелли обиделся.
– Прошу прощения.
– Нелишне тебе, Пиза, усвоить главный закон во всей этой науке: о вкусах не спорят. Прозорлива жадность, а любовь слепа.
«Чармз»
– А как объяснить всю эту муру от свидетелей Иеговы?
Тротти снова поставил ногу на боковую стенку ящика.
– По-моему, тут и объяснять нечего. Почему, собственно, «Сторожевую башню» обязательно должен был принести убийца? Иеговисты проповедуют свое вероучение по всему городу, по всей стране. У старухи вдовы есть их журналы. Почему должна была от них отказываться Розанна?
– А наркотики?
– Какие наркотики?
– Может, убийца искал деньги – ваша же собственная версия.
– В то время я думал, что убили Розанну. Но убили не Розанну, а ее сестру. Деньги здесь не могли быть мотивом. – Тротти вдруг хлопнул себя ладонью по лбу.
– Леденец случайно проглотили, комиссар?
– Я же вчера назначил Бельтони свидание – на сегодня в полдень. – Тротти снова хлопнул себя по лбу. – Мне обязательно нужно его увидеть.
– Зачем?
Тротти пододвинул к себе телефон.
– Начальник квестуры за мной шпионит. И информация обо мне идет к нему либо через Боатти, либо через Бельтони.
– А при чем здесь Боатти?
Тротти принялся листать свою записную книжку.
– Эти разговоры Боатти о книге… Я никогда им не верил. Просто повод вмешаться в расследование. Но зачем? Чего Боатти хотел? Он явно что-то вынюхивает. И отнюдь не с журналистскими целями. – Тротти поднял было телефонную трубку, но в дверь постучали.
В тесный кабинет вошел комиссар Майокки. Выглядел он взволнованным и несчастным. Длинные волосы были взъерошены. Он аккуратно затворил за собою дверь, подошел к столу и выложил из карманов на его пластмассовую под тиковое дерево поверхность несколько пакетиков с леденцами «Чармз» и две жестянки с леденцами «Смит и Кендон».
– Травись, Тротти.
– У меня что – день рождения сегодня?
Майокки подошел к отопительной батарее и прислонился к ней.
– Я решил было сам их попробовать. Тебе, Пьеро Тротти, они вроде бы помогают. Хотя бы иногда. Беда в том, что они застревают в зубах, а вкус от них держится во рту часами.
– Надо привыкнуть, – заметил Пизанелли.
Комиссар Майокки пробежал рукой по своим темным волосам и сунул в рот трубку.
– Моя супруга утверждает, что изо рта у меня несет смолой, что зубы у меня черные и что, если бы она знала, что я собираюсь курить трубку до конца дней своих, замуж за меня она сроду бы не вышла.
Тротти и Пизанелли посмеялись.
– Ничего смешного здесь нет.
– Ты ее осуждаешь, Майокки?
– Я пришел поговорить с тобой о Луке.
Пизанелли осклабился:
– Если хочешь, можешь говорить о своем браке. Комиссар Тротти тут специалист. И еще по женщинам. Чрезвычайно объективен, потому что сам обрел полнейшую умиротворенность.