— Монео, слушай меня так, как будто твоя жизнь зависит от этого.
— Да, Владыка, — прошептал Монео. Он знал, что жизнь его сейчас если уж от чего и зависит, так это от осторожности, с которой он будет ко всему относиться, не только от слушания, но и от внимательного наблюдения.
— Часть меня — вечная обитательница подземелья, ни о чем не думающая, — сказал Лито. — Эта часть просто реагирует. Она совершает поступки, не заботясь о знании или логике.
Монео кивнул, взгляд его был прикован к лицу Бога Императора. Не начинают ли стекленеть его глаза?
— Я вынужден стоять в стороне, просто наблюдая ее действия больше ничего, — говорил Лито. — Такая реакция может вызвать твою смерть, выбор тут не за мной, ты слышишь?
— Слышу, Владыка, — прошептал Монео.
— Когда происходит такое, то не существует никакого выбора! Ты принимаешь это, просто принимаешь. Ты никогда этого не поймешь и не узнаешь. Что ты на это скажешь?
— Я страшусь неизвестного, Владыка.
— Я его не страшусь. Объясни мне, почему!
Монео ожидал кризиса, подобного этому и теперь, когда кризис подошел, он ему чуть ли не обрадовался. Он знал, что его жизнь зависит от его ответа. Он поглядел на Бога Императора, мысли бешено проносились у него в голове.
— Из-за всех Твоих жизней-памятей, Владыка.
— Да?
Значит неполный ответ. Монео ухватился за слова.
— Ты видишь все, что мы знаем… и все это было некогда неизвестным! Удивить тебя… удивление должно быть чем-то новым, чего ты еще не знаешь? — говоря, Монео осознал, что он произнес в защитной вопросительной интонации то, чему следовало бы быть смелым заявлением, но Бог Император только улыбнулся.
— За такую мудрость я дарую тебе милость, Монео. Чего ты желаешь?
Внезапное облегчение только откупорило новые страхи с новой силой вспыхнувшие в Монео.
— Можно ли мне привезти Сиону назад в Твердыню?
— Но это приблизит ее испытание.
— Она должна быть отделена от своих соратников, Владыка.
— Очень хорошо.
— Мой государь милосерден.
— Я эгоистичен.
На этом Бог Император отвернулся от Монео и погрузился в молчание. Глядя на сегменты огромного тела, Монео заметил, что признаки Червя несколько отступили. Значит, все, в конце концов, обернулось благополучно. Затем он подумал о Свободных с их петицией — и его страх вернулся.
"Это была ошибка. Они только вызовут Его. Зачем я им только сказал, что они могут подать свою петицию??
Свободные будут ждать впереди, выстроясь на этой стороне реки и размахивая своими бумажонками.
Монео шел в молчании, его дурные предчувствия возрастали с каждым шагом.