– Они идут! Идут, господин! – Рикста, оставшийся снаружи, старался вовсю. – Вы слышите, господин?!
– Слышу, слышу, – ворчливо, скрывая облегчение, отозвался Антипов, пригладив волосы на непокрытой голове. – Наконец-то! Все, беги отсюда. Я буду входить в образ.
Виктор придирчиво осмотрел покрытый мелкими трещинами каменный пол и уселся на свои пятки, прислушиваясь к звукам за дверью. Рикста, должно быть, отполз совсем тихо, но зато чужие шаги, начавшиеся как едва заметное шуршание, становились все громче и отчетливее. Два или три человека приближались к святилищу. Антипов глубоко вздохнул и замер, наклонив голову. Приближался его бенефис.
Помощник Верховного жреца Терсат шел по безлюдному коридору в обществе верного Илеа. Они двигались молча. Только что Илеа закончил доклад по поводу странных результатов жеребьевки и Терсат пытался догадаться, почему графиня проводит такую политику. Зачем она стравливает между собой самых сильных претендентов в начале турнира? Ласана произвела на помощника Верховного жреца впечатление неглупой особы. Значит, за ее действиями что-то стоит? Но что? Терсата мучило любопытство.
Жрецы неторопливо шагали к святилищу. По правилам они должны были навестить это место первым делом, но решили пренебречь своими основными обязанностями, чтобы выполнить поручение Верховного жреца и господина – выяснить, есть ли в замке Посредник. Им так ничего не удалось узнать, а откладывать визит к святилищу на утро было бы уже чересчур.
Коридор был слабо освещен светом факелов. По нему мало кто проходил – богобоязненность приезжих дворян не простиралась дальше ежемесячных визитов в храм. Конечно, все они верили в Зентела, было бы чрезвычайно трудно исхитриться не поверить в того, кто реально существует, но нарочитая религиозность не была в моде. Терсат знал, почему. Такова воля господина. Зентел не требовал исступленного всеобщего поклонения.
'Пусть простые люди преклоняются передо мной и боятся меня, но не нужно доводить это до крайней степени, – говорил он. – От религиозных фанатиков очень мало проку. Они подчиняют свою жизнь лишь одной цели, для которой у меня и так есть жрецы. Вот представьте, что овцы будут есть траву лишь одного вида. Что с ними случится? Они зачахнут и заболеют. Шерсть станет плохой и… все станет плохим. Обычные люди не должны притворяться жрецами. Освободим их от гнета, дадим свободу воли и люди расцветут! Их дух станет сильным, а тело здоровым. Вот чего я хочу!'
Терсат отлично понимал господина. Зентел был талантливым пастухом. Он огородил пастбища, но в этих пределах позволял многое. Шерсть была хороша… Помощник Верховного жреца не смел перечить своему богу, но все-таки в глубине души полагал, что церковь могла бы немного расширить свое влияние, еще больше прижать немногочисленных философов-вольнодумцев так, как прижимает изобретателей, и лучше контролировать дворян. Особенно графов. Верный подчиненный обычно более рьяно исполняет волю начальства, чем этого желало бы само начальство. И если вследствие какой-то чрезвычайной ситуации подчиненные получают карт-бланш, то первоначальный замысел летит в тартарары.