Плышевский, открыв рот, словно первоклассник в зоопарке, медленно повернулся к мониторам. Там все так же улыбался Пилот, но его сигарета теперь тлела, пуская в потолок кабины тоненькую струйку дыма. Застывшая картинка менялась: сначала пропали панели оборудования, потом стали таять стены, а за ними начала проявляться жесткая, и одновременно нежная голубизна чистого и близкого неба степи.
Степь колыхалась травой и свежими, чистыми цветами. Дымок сигареты, украденный ветром, растворился, сам же Пилот стал выглядеть моложе, морщины разгладились, вечная рудницкая грязь на лице и руках стала уходить, уступая место здоровому загару.
— Здравствуйте, Алексей Сергеевич. Хоть сейчас посмотрю на своего режиссера, — Максим коротко поклонился, — Как ваши дела?
— П-плохо, — сознался старик.
— Не так плохо, как вы, наверное, думаете… Мама??? — Максим вскрикнул, с тревогой глядя, как Марта закатила глаза и медленно осела на руки мужа, хотя тот тоже находился на грани обморока. — Сделайте же что-нибудь! Профессор Иванов, выйдя из ступора, схватил графин с водой и стакан, и бросился приводить женщину в чувство. На некоторое время воцарилась изумленная тишина.
— Я сейчас приду, — встревоженно крикнул Пилот и пропал с экранов. Режиссер безучастно смотрел на опустевший экран до тех пор, пока не скрипнула входная дверь. Максим прибежал босиком, все в той же больничной одежде, бледный и всклоченный от долгого лежания. Он все так же крепко сжимал в ладошках пачку листов и многоцветный фломастер.
— Мама??? — он несколько раз ударил ее по щекам, — Очнись, мама! Шлепки выглядели слишком уверенными для ребенка, слишком. Скорее, так аккуратно и четко мог действовать пожилой мужчина, привыкший ко всему. Плышевский мгновенно вспотел. Марта пришла в себя, целую секунду всматривалась в сына, а потом заплакала. И обняла. А профессор так и остался растерянно стоять с графином и стаканом в руках.
— Итак, господа, у нас есть новый вариант контракта, — Максим потянулся к пачке сигарет, потом посмотрел на свою тоненькую, детскую ручку, и передумал. — Он будет интересен как вам, Плышевский, так и вам, профессор. Извините, имени-отчества не знаю.
— Василий Петрович, — представился Иванов.
— Максим Андреевич, — ответил мальчик. — Мы продлеваем контракт на съемки, на неопределенный срок.
— Что? — каркнул режиссер.
— Продлеваем. Но на новых условиях. Их мы обсудим позже. Кроме того, профессор, вы можете запатентовать новый способ лечения аутизма. Как вы уже поняли, главным в этом способе будет создание условий для получения больным нового опыта. Десятилетия, столетия жизни. Если потребуется — то тысячелетия. Тогда мозг сможет преодолеть созданный собой же барьер сознания, перекроет врожденный, или приобретенный стресс. Учитывая необходимость специального оборудования и персонала, я, как один из изобретателей метода, попрошу немного, около двадцати процентов… Взрослые тяжело задумались, с недоверием и страхом посматривая на мальчика. Наконец Алексей Сергеевич решился задать вопрос, который ему очень хотелось задать: