— Спасибо, что предупредил. Гостей мы встретим, будь уверен, — пообещал Директор. — А ты-то куда торопишься?
— Дела, — коротко объяснил я.
Директор хмыкнул.
— Знаешь, Серега, хороший ты мужик. Но вот дела у тебя, по-моему, всегда какие-то хреновые. Нет, ты для нас много полезного сделал, не отрицаю. Но чего ты все мотаешься, приключений на задницу ищешь?! Сколько раз говорено? Иди к нам, своим заместителем сделаю.
— От костюмов отвык, — усмехнулся я.
— Ну и ладно! По-военному одевайся. Тебе разрешу.
Я пожал плечами.
— Да как-то мне в джинсе и кожанках удобней.
— Хипарь хренов, — усмехнулся Директор. — И патлы вон отпустил. Вши еще не завелись? Справный мужик, я бы сказал, вояка. А все из себя бродягу корчишь. Плохо это у тебя получается. А тут столько работы. Такие, как ты, позарез нужны.
Он говорил что думал, ни малейшего двоедушия. Он даже по-своему любил меня. Я напоминаю ему сына, погибшего во время Чумы. Он все время мысленно сравнивал нас, находил меня достойным, но заблудшим, и хотел исправить, обласкать… и обогреться сам. Мое новое чувство не позволяло мне читать чужие мысли. Но состояние я улавливал отчетливо. Мне стало его жаль.
— Может, как-нибудь, Петр Палыч.
— Только обещаниями кормишь, — сказал Директор. И вдруг как-то по-особому добавил: — Беспокоюсь я за тебя. Пропадешь со своими приключениями. Вот стрельба эта, про которую ты говорил. Откуда-то ведь про нее знаешь. А стрельба, она не всегда мимо.
— Я увертливый, — заверил я.
— Может и рикошетом зацепить. Давай коньячку тяпнем, поговорим. — И повторил: — Дело есть очень серьезное.
— Спасибо, — сказал я. — К утру вернусь — и к вашим услугам.
Директор недовольно потряс головой:
— Знаю, порядки тебе наши не нравятся. Авторитарность, как ты изволил выражаться. Но мы где живем? И как? Ты разве не видишь, что единственное место, где порядок, это у нас. Здесь все по правилам, никакой анархии и бесчеловечности. Здесь, можно сказать, островок нормальной жизни — последний сохранившийся. Да, нету у нас демократии и всякой распущенности, а есть военная почти дисциплина. И так оно и будет. Потому что я за всех этих людей отвечаю. Я должен все сделать, чтоб они живы остались и дождались, когда эта вакханалия кончится.
— А она кончится? — спросил я.
Он вернулся в свое кресло.
— Не знаю. Может быть. Тут очень необычные обстоятельства. Впрочем, ладно, удерживать тебя все равно без толку. Но возвращайся обязательно. Дело того стоит.
— Знаете, Петр Палыч, — сказал я. — Вы очень хороший человек. А на демократию мне нагадить с караульной вышки. Не нужно мне никакой демократии. Мне нужна свобода. И она у меня есть. Я сам себе хозяин. Строем ходить разучился. А у вас все строем. Вы уж не сердитесь. А к утру я вернусь.