С одной стороны лесник был явно обрадован, что его глас, призывающий к реформации человеческого сознания, наконец хоть кем-то услышан. Но с другой… В словах белоруса звучала какая-то недосказанность, намек что ли… Хотя может и показалось. Я сейчас был не в лучшей форме, что бы заниматься психологическим анализом.
— Вставай, Андрюха, — я похлопал Загребельного по плечу. — Пойдем.
— Да меня вроде как не «просили подойти», — подполковник явно подтрунивал над насквозь штатским стилем, с которым посыльный передал приказ явиться на военный совет.
— Идем, не выпендривайся. Уверен, что ты будешь полезен.
— Ладно, потопали. Послушаем чего скажут, — Леший быстро и легко встал. — Глядишь, у кого-нибудь и возникнет здравая идея на предмет того, почему мы все еще живы.
— У меня есть такая идея, — неожиданно отозвался одноглазый.
— Говори, — мы с Лешим так и впились в него глазами.
— Конечно, не видал я этих ваших чудищ, тех, что сюда топали, только знаю, что они ушли.
— Спасибо, что просветил, — Загребельный с раздражением плюнул за стену. — А мы то, дурни, думали, что они спать улеглись в соседнем квартале. Приморились и задрыхли.
— Ты не зубоскаль, подполковник, — лесник не обиделся. — Говорю что ушли, в туннель ушли.
— Как в туннель?! — удивился я. — Ты же говорил, нет поблизости туннелей. Вертушка эта твоя, мол, не крутится.
— Сейчас не крутится, а днем что дурная маслала. Успокоилась только часам к четырем.
Олесь как бы между прочим глянул на свои часы. «Командирские». Почти такие же, как и мои. Только у меня на циферблате изображен танк, а у него эмблема ВДВ. Как будто он и впрямь очутился в Одинцово, спустившись прямо с небес.
— Больше ничего сказать не можешь? — поинтересовался Леший.
— Больше ничего, — покачал головой белорус. — Место надо бы поглядеть, то самое, где зверье проходило. Место оно о многом может рассказать.
— Ничего интересного. Я его прекрасно помню… — по моему лицу пробежала едва заметная волна гнева, — и вовек не забуду.
— Как знать, как знать, — заговорщицки протянул лесник. — Вы, ребята в погонах, частенько глядите… вроде как и во все глаза глядите, да только нихрена не видите.
Загребельный на это ничего не ответил, только с раздражением хмыкнул. Я же… Я был наслышан о чудесах наблюдательности и изобретательности, которые творили следопыты из лесничеств, поэтому не стал лезть в бутылку. Ответил, учитывая всю неопределенность момента:
— Ладно, сейчас ночь и предпринять мы все равно ничего не сможем. А утром посмотрим. Утром уж точно что-либо прояснится.
Пожелав Одноглазому легкого дежурства, мы ушли. Как ни занимателен был весь этот разговор, но все же судьба жителей Одинцово, а стало быть и наша собственная, решалась совсем не здесь. Ну, а такие вещи я обычно не доверяю другим и тем более не пускаю на самотек.