Конечно, Рейстлин мог сам приготовить напиток, но это было бы совсем по-другому. Он позволял брату заниматься им не для того, чтобы унизить или выказать превосходство над Карамоном, как думали друзья. Просто этот домашний ритуал пробуждал в них нежные воспоминания о прошлых годах, когда они прикрывали друг другу спину, одни среди войн и опасностей.
Рейстлин сидел перед кухонным очагом, слушая бульканье закипающей воды, и вспоминал о походах, одиноких ночевках на дороге, когда огонек маленького костра сиял прямо под диском заходящего солнца. Карамон обязательно устроился бы на поваленном бревне или камне, сжав в огромном кулаке глиняную кружку, которая почти скрывалась в огромных пальцах, сосредоточенно отсчитывал и кидал травы из мешка, отмеряя листья для отвара с заботой и осторожностью.
А Рейстлин сидел бы рядом и нетерпеливо ожидал, ворча, что Карамон мог бы и не быть столь осторожным, достаточно просто бросить листья в кружку.
Брат ответил бы, как важно добиться от смеси нужной концентрации. Кто, как не он, знает, как приготовить замечательную чашку чая? С этим не поспоришь — Рейстлин всегда признавал умения брата в приготовлении этого замечательного напитка. Сколько бы сам маг ни пробовал, он так и не сумел повторить рецепт Карамона. Сколько бы он ни трудился над заваркой, чай у Рейстлина выходил немного другим. Его научное мышление насмехалось над предположением, что именно любовь и забота придавали напитку особенные свойства, но с годами Рейстлин так и не смог придумать другого объяснения.
Маг перелил чай в кружку, вытащив травы, которые плавали на поверхности, не желая опускаться. Хоть на запах чай получался отвратительным, на вкус был вполне сносным. Рейстлин уже давно не обращал на запах внимания.
Он неспешно потягивал чай — незнакомец в чужом городе, средоточии сил Тьмы, — думая о себе и Карамоне: как они сидели на солнышке, смеясь какой-то глупой шутке, как проказничали в детстве, вспоминал приключения и чудеса, которые им обоим довелось повидать.
Рейстлин ощутил, как у него перехватило горло и начало жечь в уголках глаз, и это совсем не походило на симптомы его прежней болезни. Удушье шло от сердца, разрывавшегося от потери и одиночества, вины, горя и раскаяния. Маг сделал торопливый глоток, и кипяток обжег ему горло. Рейстлин натужно закашлялся и резко выплеснул содержимое кружки в очаг.
— Я от него становлюсь таким сентиментальным, — пробормотал он.
Отбросив мысли о Карамоне, маг нашел немного хлеба в кладовой и быстро обжарил, потом начал медленно жевать, обдумывая сложившуюся ситуацию.