Я приступила к главе о наполеоновских войнах, когда почувствовала взгляд Этана. С минуту я держала глаза опущенными, потом сдалась и посмотрела на него. Его лицо было непроницаемым.
— Что?
— Ты — ученый.
Я вернулась к книге.
— Мы это уже обсуждали. Пару ночей назад, если помнишь.
— Мы говорили о твоем социальном дискомфорте и о любви к книгам. Не о том, что ты провела больше времени с книгой в руке, чем со своими соседями по Дому.
Дом Кадогана был явно полон шпионов. Кто–то докладывал о наших занятиях тому, кто угрожал Джейми, и кто–то явно докладывал о моей деятельности Этану.
Я смущенно пожала плечами:
— Мне нравится заниматься исследованиями. И ты регулярно указываешь мне на мое невежество.
— Я не хочу видеть, как ты прячешься в этой комнате.
— Я делаю свою работу.
Этан уставился в книгу.
— Я знаю.
В комнате снова стало тихо, пока он не поерзал на стуле, — дерево скрипнуло, когда он поменял позу.
— Эти стулья жутко неудобные.
— Я пришла сюда не за удобством. — Я подняла глаза и одарила его хищной ухмылкой. — Ты можешь работать у себя в кабинете.
Я пока что лишена этой роскоши. Пока.
— Да, мы все взбудоражены твоим трудолюбием.
Я закатила глаза, уязвленная массой тонких оскорблений.
— Я понимаю, что у тебя нет уверенности в моей рабочей этике, Этан, но, если ты хочешь сочинять оскорбления, может, займешься этим в другом месте?
Его голос был бесстрастным и спокойным:
— Я не сомневаюсь в твоей рабочей этике, Страж.
Я отодвинула стул и обошла стол, подходя к куче книг на другом конце. Покопалась в стопке, пока не нашла нужный текст.
— Меня могли бы одурачить, — пробормотала я, листая содержание и проводя большим пальцем по алфавитному списку.
— Я не собирался, — легко ответил он. — Но ты такая… Что ты мне однажды сказала? — Он взглянул вверх, отсутствующе уставился в потолок. — А, что меня легко уязвить? Что ж, Страж, это у нас общее.
Я выгнула бровь:
— Так, значит, в разгар кризиса, имея зуб на Селину и на Брекенриджей, ты пришел сюда, чтобы вывести меня из себя? Очень мило!
— Ты ничего не поняла.
— Кто бы мог подумать, — пробормотала я.
— Я считаю ужасным, — произнес Этан, — что твоя жизнь могла быть такой.
Обычно мы избегали темы моей диссертации, маячившей докторской. Того факта, что по его воле меня исключили из Чикагского университета, после того как он сделал меня вампиром. Для меня, а значит, и для него было лучше не зацикливаться на этом вопросе. Но то, что он оскорбил мои занятия, означало новый уровень притязаний.
Я взглянула на него, опираясь ладонями на стол:
— Что это значит?