Благоговение Обинаша возрастало с каждой минутой. Он обернулся с сияющей улыбкой к толпе, приглашая присутствующих отметить все благородство слов Горы.
— Какой замечательный пример самоотречения во славу нашей бессмертной родины подал ты нам сейчас! — воскликнул он. — Если ты прикажешь нам пожертвовать жизнью ради нее, мы готовы!
И с этими словами он хотел прикоснуться к ногам Горы, но Гора с раздражением отодвинулся от него.
— Гоурмохон-бабу, — продолжал Обинаш, — вы можете не принимать от нас почестей, но вы не можете отказаться почтить своим присутствием ужин, который мы собираемся устроить в вашу честь. Уж на это вам обязательно придется согласиться.
— Я не смогу есть за одним столом с вами, пока не со вершу обряда покаяния.
Покаяние! Глаза Обинаша засверкали.
— Никто из нас не подумал бы об этом! — вскричал он. — Но Гоурмохон-бабу никогда не уклоняется от обрядов, предписываемых индуистским учением!
Все сошлись на том, что лучше и не придумать, чем устроить празднество в день, когда состоится обряд покаяния. На церемонию решили пригласить нескольких выдающихся пандитов, чтобы на примере Гоурмохона-бабу они могли убедиться, что даже в наши дни живы еще заветы индуизма!
Был обсужден также вопрос, когда и где состоится торжество, и когда Гора сказал, что по некоторым причинам он не может предложить для этого свой дом, один из его почитателей — владелец большого дома с садом на берегу Ганги — предложил устроить все у него. Расходы договорились разложить на всех поровну.
Перед тем как уйти, Обинаш еще раз обратился к собравшимся с вдохновенным словом.
— Пусть Гоурмохон сердится на меня, — отчаянно жестикулируя, говорил он, — но когда сердце переполнено, молчать невозможно! Для защиты вед в прошлом на нашу священную землю нисходили боги.[50] И сегодня, чтобы спасти индуизм, бог явился к нам. Только в нашей стране есть шесть времен года, и только в нашей стране рождались некогда — и будут рождаться впредь — боги. Мы счастливы, увидев подтверждение этому сегодня! Воскликнем же, братья: «Слава Гоурмохону!»
Раздались приветственные возгласы. Подогретая красноречием Обинаша, толпа начала кричать. Гора в полном смятении обратился в бегство.
Сегодня, в первый день освобождения из тюрьмы, он чувствовал себя страшно разбитым. Пока Гора сидел в тюрьме, он не раз мечтал о том, как с новым подъемом возьмется за работу, отдаст все свои силы родине, и вот сегодня его неотступно тревожил один и тот же вопрос.
«Где же ты, моя родина? — спрашивал он себя. — Неужели я один вижу и понимаю тебя? Человек, с которым меня связывает дружба с раннего детства, с которым я делился всеми своими мыслями и планами, ради приглянувшейся ему девушки готов в один миг безжалостно порвать с прошлым своей страны и ее будущим. А все эти так называемые мои последователи после того, как я столько раз объяснял им, в чем заключаются мои взгляды, вдруг решают, что я — бог, рожденный только для того, чтобы спасти индуизм! Для них я всего лишь ходячая шастра! Но где же Индия? — мучительно думал Гора. — Шесть времен года! Да, в Индии шесть времен года! Но если они помогают вызревать плодам, вроде Обинаша, мы ничего не потеряли бы, будь у нас несколькими временами года меньше».