Вошел слуга и доложил, что завтрак подан. Было уже за полдень, а Биной еще не совершил утреннего омовения! Но он решительно тряхнул головой:
— Я сейчас ухожу. Не жди меня с завтраком.
Взяв зонт, даже не накинув чадора, он вышел на улицу и направился прямо к дому Горы. Биной знал, что ежедневно, в полдень, Гора уходит работать в «Индусское Патриотическое общество», снимавшее дом на Амхартской улице, — там он писал вдохновляющие письма членам Общества, рассеянным по всей Бенгалии, там же собирались его почитатели, ловившие каждое его слово, и верные друзья, готовые поддержать его в любом деле.
Как он и предполагал, Гора уже отправился туда. Биной бегом пробежал через внутренние комнаты и ворвался к Анондомойи. Она только что села завтракать, а Лочмия прислуживала ей и обмахивала ее веером.
— Что случилось, Биной? — удивилась Анондомойи. — Что с тобой?
Юноша сел напротив нее.
— Ма, я страшно голоден, — ответил он. — Покорми меня, пожалуйста.
— Ах, какая досада! — Анондомойи очень расстроилась. — Повар-брахман только что ушел, а ты ведь…
— Ты думаешь, я пришел затем, чтобы есть брахманскую стряпню? Будто у меня у самого нет повара-брахмана? Разреши мне разделить твой завтрак, ма. Ведь я же знаю, что ничего вкуснее того, что ешь ты, на свете нет. Лочмия, дай мне воды, пожалуйста.
Лочмия принесла стакан воды, и Биной залпом выпил его.
Анондомойи взяла чистую тарелку, переложила на нее часть риса со своей тарелки и подала Биною. Юноша накинулся на еду с такой жадностью, будто несколько дней ничего в рот не брал.
Глядя на обрадованное, просветлевшее лицо Анондомойи, Биной почувствовал, что и ему становится легче на душе. Анондомойи взялась за шитье. В соседней комнате готовили катеху,[19] и оттуда доносился аромат индийской акации. Биной растянулся на полу у ног Анондомойи, подперев рукой голову. Он забыл обо всем на свете и принялся радостно болтать с ней о том и о сем, совсем как в былые времена.
Нарушив один запрет, Биной почувствовал, как мятежный дух с новой силой, охватывает его. По улице, распрощавшись с Анондомойи, он уже не шел, а летел, как по воздуху. Ему хотелось рассказать каждому встречному, что сегодня он наконец освободился от оков, которые носил так долго.
Он как раз подходил к дому номер семьдесят восемь, когда увидел идущего ему навстречу Пореша-бабу.
— Заходите, Биной-бабу, заходите! Мы будем очень рады, — ласково пригласил он Биноя и ввел молодого человека в гостиную.
В комнате стоял небольшой стол, у стола — диван и плетеное кресло. На одной стене висела цветная гравюра, изображавшая Христа, на другой — фотография Кешоба-бабу; на столе, придавленная тяжелым пресс-папье, лежала пачка газет. В углу комнаты стоял книжный шкаф, верхняя полка его была занята сочинениями Теодора Паркера;