— Да, Гора. Биной знал, что ты не захочешь принимать никакого участия в его свадьбе. Все это так. Но знал он также и то, что я никогда не отступлюсь от него в такую важную для него минуту. Я могу с уверенностью сказать: если бы Биной знал, что я не дам благословения его невесте, он скорее бы умер, чем согласился на этот брак. Разве я не знаю своего Биноя? — закончила Анондомойи, смахнув слезу.
Тяжесть на сердце, которую уже давно испытывал Гора при мысли о Биное, увеличивалась с каждой минутой. Но он все же возразил:
— Но ведь ты же член общины, ма. У тебя есть обязательства по отношению к ней. Разве можно забывать об этом?
— Как будто ты не знаешь, Гора, что я уже давно не имею ничего общего с общиной! — воскликнула Анондомойи. — Потому-то меня и ненавидят там, потому-то и я предпочитаю держаться в стороне.
— Эти твои слова, ма, огорчают меня больше, чем что бы то ни было.
Анондомойи словно обняла Гору нежным взглядом своих наполненных слезами глаз.
— Милый мой мальчик, — сказала она. — Господь свидетель, что, как мне ни жаль, я не могу избавить тебя от этого огорчения.
— Тогда мне остается одно, — сказал Гора, вставая, — я пойду к Биною и скажу ему, чтобы он постарался устроить свою свадьбу так, чтобы это не испортило еще больше твоих отношений с общиной. Иначе это будет очень нехорошо и эгоистично с его стороны.
— Ладно, — улыбнулась Анондомойи, — делай как знаешь. Поди и скажи ему, а я посмотрю, что из этого выйдет.
После того как Гора ушел, Анондомойи долго сидела в раздумье, затем медленно поднялась и пошла в комнаты мужа.
Был одиннадцатый день лунного месяца[54] — день воздержания и поста. В комнатах Кришнодояла не было никаких признаков приготовления пищи. Сам он сидел на полу на шкуре антилопы и читал новый бенгальский перевод религиозной книги индуистов.
При появлении жены он очень встревожился, но она остановилась на почтительном расстоянии от него и, усевшись на пороге комнаты, сказала:
— Послушай, мне кажется, что мы совершаем большой грех.
Кришнодоял уже давно отстранился от всех мирских дел — и хороших и греховных, они нимало не трогали его, поэтому он равнодушно спросил:
— Какой именно?
— Оставлять Гору в неведении больше нельзя ни одного дня. Ведь в конце концов положение все более и более запутывается.
Когда Гора заговорил о необходимости покаяния и очищения, эта же мысль возникла и у Кришнодояла, но затем, увлеченный детальным изучением системы йога, он уже не нашел времени как следует подумать об этом.
— Переговоры о свадьбе Шошимукхи подходят к концу, — продолжала Анондомойи. — Она, вероятно, состоится где-то в феврале. До сих пор, если у нас в доме происходили религиозные церемонии, мне всегда удавалось под каким-нибудь предлогом удалиться из дому, взяв с собой Гору. Но ведь особенно важных церемоний у нас еще никогда не бывало. Я просто не знаю, как быть со свадьбой Шоши? С каждым днем наш грех усугубляется. Вечером и утром молю я у бога прощения; прошу его наказать меня по заслугам. Но меня неотступно тревожит мысль, что скрывать дольше мы не сможем и что для Горы это будет страшным потрясением и несчастьем. Прошу тебя, разреши мне рассказать ему все, без утайки, а там пусть меня постигнет кара, уготованная мне судьбой.