— Серенгетия?
— Да, кажется… И еще какое-то название около заповедника.
— Танзания?
— Танзания, — обрадовалась девочка. — Там построили консервный завод на четыре тысячи животных. В основном зебры, антилопы-гну, слоны.
— И зебры? — возмутился старик.
— Да, — кивнула Надя. — А из слонов еще корзины для бумаг делают. Отрубят ногу, поставят на пол — и получается корзина. Они их туристам продают… Для экзотики…
— Негодяи, до чего докатились. За слоновой костью охотились, теперь корзины для бумаг. Да откуда ты все это знаешь, Козленок?
— Из «Пионерской правды».
— Там об этом пишут?
— Там вообще про животных много пишут. И про лохнесское чудовище, и про крокодилов. Их тоже на сумочки переводят. Но крокодилов не так жалко, как слонов.
— Все-таки жалко, — сказал старик.
— Немножко жалко, конечно, — согласилась Надя.
— Интересная у вас газета. Придется подписаться и мне на «Пионерскую правду».
Девочка улыбнулась. Папа, Наталья Алексеевна и Алеша в другом конце мастерской разглядывали статую обезьяны. Все трое ощущали некоторую неловкость оттого, что художник про них забыл. Они не слышали, о чем разговаривала девочка с Василием Алексеевичем. Надя что-то спросила, остановившись перед портретом козла, и академик пространно и заинтересованно принялся ей рассказывать о своей работе, совсем не так скупо, как за час до этого Рюминой, Алеше и Николаю Николаевичу. Каждый из троих невольно подумал, что для Василия Алексеевича существует сейчас только Надя Рощина. Впрочем, сама себя она маленькой не считала и, почувствовав расположение старого художника и его уважительное отношение, стояла рядом с ним, как равная с равным.
— Пойдем, я подарю тебе не перо, а то, что написано пером, — сказал Брагин и пояснил: — Мои записки и размышления об искусстве.
Он подвел ее к стеллажу с книгами, снял с полки зеленоватый томик, на обложке которого была нарисована пума.
— «Изображение животного», — прочитала Надя вслух.
— Василий Алексеевич, но все-таки, что нам делать? — опять спросил отец Нади. — Учительница во Дворце пионеров считает ненормальным то, что девочка не работает цветом.
— А как же, конечно, я с ней согласен, — сказал старик.
— Согласны?
— Да. А что вас удивляет? В Японии дети в обыкновенной школе различают сто шестьдесят единиц цвета. Им показывают любой оттенок, и они тут же называют номер. Как таблица умножения.
— Но как же быть? — сник отец Нади.
— Вы, наверное, слышали или читали, дорогой Николаи Николаевич, как добывают в тайге корень женьшень. Когда охотнику посчастливится обнаружить маленький росток, он строит около корня шалаш и живет в нем до тех пор, пока корень созреет, охраняет его. Мне думается, Надя такой же драгоценный росток. Я ставлю свой шалаш около нее.