Могучий дуб держал на своих ветвях несколько сугробов. Они медленно подтаивали, пригнутые ветки выпрямлялись, и время от времени на землю жмякались пышные, не успевшие еще спрессоваться слитки снега, оставляя неглубокие ямки в ровном насте. Сорвалась неожиданно и с крыши павильона охапка снега и рассыпалась по дорожке. Потряхивая длинными волосами, Таня выкатилась из-под дерева и потопталась, утрамбовывал упавший с крыши сугроб. Несколько мелких комочков упали ей на плечи, на голову.
— Таня, где твоя шапочка? — спросил строго Марат.
— В кармане. Мне не холодно.
— Все равно надень и возьми палки, — он подобрал их, когда она упала. — И давай я тебя отряхну.
Его забота о жене больно и сладко кольнула сердца Нади… Это было странно, но сейчас ей казалось, что ее любовь распространяется и на жену Марата Антоновича и на их дочь Дуську, которую она еще ни разу не видела. Они все ей были дороги, как мама, как папа, как этот ослепительный снег.
Баженовский мостик соединял берега глубокого оврага, по дну которого, летом густо затененный кустарниками и деревьями, бежал ручей. Сейчас здесь, в чаще парка, тихо и умиротворенно лежал снег, кое-где редко и лениво падающий с веток сам по себе. Ни смеяться, ни говорить громко не хотелось. Они молча скользили на лыжах, поглядывая по сторонам, словно надеясь, что вот из-за кустов выйдет сам Баженов или Екатерина II, для которой строились все эти царицынские дворцы, беседки, мостики.
— А вы правда знали, что встретите меня здесь? — обернулась Надя к вожатому, который шел последним.
— Да, Надюш, иначе мы поехали бы в какое-нибудь другое место — поближе или подальше, — он улыбнулся. — Хорошо здесь. Мы с Таней первый раз в этом году на лыжах. В субботу проснулся ночью, подошел к окну, а за ним ничего не видно. Все залеплено снегом. Вот такой же, как на деревьях, белый, пушистый. И я почувствовал, что снег позвал меня.
— В Царицыно?
— Сначала просто позвал на улицу, в лес, а потом в Царицыно.
Николай Николаевич возглавлял движение. Таня держалась поблизости. У них был свой разговор про парки Ленинграда и Подмосковья. Надя почти не слышала отца и Таню. Она впитывала каждой клеточкой тела дыхание Марата Антоновича за спиной, поскрипывание его палок и лыж. Она была благодарна Гу Кай-Чжи, который придумал такой простой способ беспроволочной связи, хотя и не верила в чудеса. Она просто знала, что если о человеке очень долго думать и звать его, то он обязательно услышит, не в лунную ночь, так в метель, и придет. Пусть думает, что его позвал снег.
— У меня ваша книга, — обернулась Надя. — Вы не думайте, я помню. Я не принесла, потому что вы сказали, что сами придете.