После занятий Надя выбежала из студии, не попрощавшись ни с кем. Папа ее ждал внизу, в вестибюле. Надя подбежала к нему с глазами, полными слез:
— Папа, катастрофа! Я не умею рисовать.
Напрасно в этот вечер мама ждала дочь и мужа к ужину. Они поехали на Кудринскую к Рюминой. Николай Николаевич всегда по важным вопросам советовался со своей бывшей учительницей.
— Коля, почему так поздно? Что случилось? — спросила маленькая энергичная женщина, втаскивая его и Надю за руки в переднюю.
— Наталья Алексеевна, катастрофа! Все пропало!
— Прекрати сейчас же нервничать! — прикрикнула на него Рюмина. — Говори толком, в чем дело?
— Здравствуйте, — поклонился Николай Николаевич, увидев выглянувших из комнаты мужа Натальи Алексеевны и сына Алешу, двенадцатилетнего застенчивого парня.
— Здравствуйте, — сказала Надя.
Отец и сын дружно ответили папе и дочке и остались стоять, сочувственно помалкивая, не вмешиваясь в разговор. Алеша позволял себе только осуждающе улыбаться и хмыкать по поводу нерасчетливо всученной в руки девочки большой кисти. А Сергей Сергеевич лишь изредка трогал себя за рыженький клинышек бородки и тотчас виновато и почтительно опускал руки, словно боялся, что Николай Николаевич истолкует его робкий жест как-нибудь не так.
— Что делать, Наталья Алексеевна? Что делать? — сокрушался Рощин. — Нельзя же сразу девочку брать на излом. Я понимаю, что ей надо познать все материалы и разную технику, но постепенно, с учетом ее изящного, утонченного стиля. Я думал, что Устиновой понравились рисунки Нади. Она сама сказала, что понравились. Я видел, что ей понравились. И вот результат…
— А ты, барышня-крестьянка, что думаешь по этому поводу? — спросила у Нади Рюмина.
— Не знаю. Я хотела бы думать, что папа прав, — вздохнула она и пожала плечами.
— А что же тебе мешает так думать? — улыбнулась Наталья Алексеевна.
— Учительница. Она скорее всего права. Бабочку я не нарисовала. Коэкс, коэкс, бре-ке-кекс получилось.
— Пойдемте чай пить, — еще раз улыбнулась Рюмина. — За столом и поговорим.
Алеша загремел чашками в шкафу, Сергей Сергеевич побежал на кухню ставить чайник. Наталья Алексеевна принялась убирать со стола книги, бумагу, письменные принадлежности. До их прихода она здесь работала, писала свою вторую книгу по древнерусскому искусству.
— Я искусствовед, Коля, — неожиданно сказала она. — Я думаю, что тут нужен совет большого художника. Что, если Брагин? Я могла бы вам устроить консультацию у него.
— Какой Брагин? — испуганно спросил Рощин.
— Да ведь у нас один Брагин, Коля.
— Василий Алексеевич? Художник-анималист? Действительный член Академии художеств?