— Почему?
— Уж поверьте, это так. Я пристально изучал игру много лет. За пятьсот франков я вам продам список всех выигравших номеров в прошлом июне.
— Ну, а если ваш номер не выпадет?
— Начинайте играть по системе только после того, как он выпадет.
— На это могут уйти годы.
Маленький человек встал, откланялся и сказал:
— Вот поэтому и нужен капитал. У меня его было мало. Если бы вместо пяти миллионов я обладал десятью, я не стал бы продавать свою систему за рюмку виски.
Он с достоинством удалился, постукивая тростью без наконечника по натертому полу; утка повернула к нам голову и будто не хотела уходить.
— По-моему, моя система лучше, — сказала Кэри. — Если той женщине она удается, то уж мне...
— Это попрошайничество. Я не хочу, чтобы моя жена попрошайничала.
— Я совсем недавняя жена. И не считаю это попрошайничеством, — ведь просишь не деньги, а фишки.
— Знаешь, о том, что этот человек говорил, стоит задуматься. Ведь вся задача — уменьшить проигрыши и увеличить выигрыши.
— Ну да. Но при моей системе я ничего не проигрываю.
Она пропадала чуть не полчаса, а потом вернулась почти бегом.
— Милый, брось свои каракули, я хочу домой.
— Это вовсе не каракули. Я отрабатываю одну идею.
— Милый, пойдем скорей, не то я сейчас заплачу.
Когда мы вышли, она потащила меня через парк, мимо залитых электричеством пальм и цветников, похожих на засахаренные фрукты.
— Милый, какая ужасная неудача!
— Что случилось?
— Я вела себя точно так же, что та женщина. Подождала, пока один из игроков не выиграл кучу денег, потом вроде как толкнула его локоть и сказала: «Дайте». Но он ничего мне не дал и только сердито сказал: «Ступай домой, к маме», а крупье на меня так поглядел... Тогда я подошла к другому столу. А там человек сказал: «Потом. Потом. На террасе». Понимаешь, он решил, что я — проститутка. И когда я попыталась попросить в третий раз, это было просто ужасно! Служитель, один из тех, кто подносит огонь, когда закуриваешь, тронул меня за руку и сказал: «Мне кажется, мадемуазель, что вам хватит на сегодня играть». И то, что он назвал меня мадемуазель, было еще ужаснее. Я хотела ткнуть ему в нос брачное свидетельство, но забыла его в ванной.
— В ванной?
— Да, в футляре для губки, — я почему-то никогда не теряю футляр для губки, у меня он уже уйму лет. Но плакать мне хочется не из-за этого. Милый, давай посидим тут, на скамейке. Я не могу плакать на ходу, это все равно что есть шоколад на открытом воздухе. Так задыхаешься, что теряешь вкус.
— Господи спаси, — сказал я. — Если у тебя произошло что-нибудь еще более страшное, говори, я хочу это знать. Ты пойми, мы тогда не сможем войти в казино, а я как раз придумал систему, настоящую систему.