– Да это я... Федор.
«Федор! С чего бы это?» – подумала Приська.
– Зажги огонь! – повторила она.
– Сейчас.
Маленькая плошка тускло осветила хату и Федора, все еще топтавшегося у порога.
– Что же ты стоишь, Федор? – спросила Приська. – Садись! Что скажешь хорошего?
Федор растерянно оглянулся.
– Да я к вам... – отрывисто и робко начал он. Голос его дрожал, как порванная струна: видно, ему трудно было говорить.
«Не сватать ли пришел?» – подумала Христя, глядя на оробевшего Федора. Тот, бледный и дрожащий, стоял у порога и мял шапку в руках. Это заметила и Приська. Наступило тягостное молчание.
– Батька меня послал, – снова начал Федор. – Пришли домой сердитые. Напали на меня... хотели бить... Потом говорят, иди туда и скажи: я ей этого не забуду! – с трудом выговорил Федор, и слезы поползли по его щекам.
Дочь и мать переглянулись. Снова воцарилось молчание, все замерли. Резкий стук заставил их очнуться. Федора уже не было в хате.
Во сне это было или наяву? Приська и Христя в недоумении переглядывались, пожимали плечами, и вдруг Христя расхохоталась. Она сама не знала, отчего ей стало так смешно. Ее звонкий смех раскатился по хате.
– Что ты? – сердито спросила мать.
– Ну, не глупый он, не сумасшедший! – крикнула Христя и снова залилась смехом.
Это был какой-то странный смех: так смеются перед горем, предчувствуя его. У Приськи мороз пошел по коже от этого смеха, и она тревожно глядела на дочку. Ей стало так тяжело и горько, так тоскливо, словно и не было недавней радости. «Я ей этого не забуду!» – слышала она слова Федора... Сына прислал сказать, чтобы не забывали о нем... Боже! Что за придира Грыцько этот, что за злой человек!