— Нет, — после некоторой паузы ответил Паша. — Я вне политики. Я инженер и уехал без всяких политических мотивов. Мне и там все нравилось и здесь. Я ни в какую борьбу не встревал и уехал-то потому, что не хотел никуда встревать.
— Вот видите, — обрадовался Левашов. — Значит, все-таки заставляли «встревать»? Вот об этом и расскажите.
— Кто вам сказал, что заставляли? — возмутился Паша. — Я сам, понятно? Сам! Взял и уехал. Это вы заставляете: мы тебе работу, а ты иди и на сцене представляй!.. Я свободный человек, что хочу, то и делаю, что думаю, то и говорю! Я инженер, а не поручик!
Брови Федоровского поползли вверх.
— Это что же гражданин Павлик изволит иметь в виду? — с угрозой спросил он.
— А то, что говорит! — заорал Паша. — Чтобы Паша Фокин за ваши благодеяния перед всякими обломками на сцене кривлялся?! Да еще бесплатно!
При этих словах все присутствующие переглянулись. Но Пашу уже, что называется, понесло:
— Вы, поручик, можете хоть по проволоке ходить. Празднуйте что хотите! У вас и повод есть — ровно десять лет воротничок не меняли! А я человек свободный! Отдайте документ!
Паша хотел выхватить свой паспорт из рук Левашова, но его остановил крик Федоровского:
— Назад! Большевистский шпион!
— Что-о?! Да я тебе...
Паша кинулся к Федоровскому, его схватили за руки. Поручик хотел ударить Пашу по лицу, но тот вовремя увернулся, и удар пришелся по шкафу. Проявляя чудеса прыткости, казалось бы, вовсе не свойственной Пашиной тучной фигуре, он отбивался как мог, но все же получил две-три крепкие затрещины...
А через некоторое время Пашу Фокина и Федоровского вели по улице двое полицейских. Рядом нервно шагал Артемьев и еще несколько человек. Фокин был без шляпы, с синяком под глазом, в разорванной рубашке. Следом, крича, бежали мальчишки. Процессия прошла мимо кабаре «Лотос», где у дверей все еще сидел Шпазма.
Неудачно начиналась Пашина новая жизнь. Но он шел бодро, говорил Федоровскому:
— Идем, идем, поручик, власти разберутся! Здесь тебе не Нижний. Здесь свободную личность чтут...
Между тем Транссибирский экспресс уходил все дальше на запад.
Фан, одетый, лежал на верхней полке своего купе, Александра Тимофеевна устроилась внизу с книжкой в руках.
Международный вагон плавно раскачивался. Почти все места в нем были заняты. Свободными оставались одно или два купе.
До сих пор Александра Тимофеевна ни словом не обмолвилась о предстоящем деле. Никто из тех, для кого «Фудзи-банком» были заказаны еще два билета, не появлялся. Едут ли они с ними, или в другом вагоне, и едут ли вообще — Чадьяров не знал. Проходя через вагоны в вагон-ресторан, он осторожно присматривался к пассажирам, но пока подозрения никто не вызывал. В соседнем купе ехал важный японец со свитой. Дальше — две старушки. Журналист. В следующем — молодая пара, муж и жена, итальянцы. Больше в международном вагоне никого не было.