— Кому и что ты доказать хочешь? Заче-ем? Мало лиха хватил? Вот — граница! Там ты сам себе хозяин! Уходи, не будь идиотом! Другого случая не будет, никогда в жизни не будет, пойми!
И чем больше он говорил, тем яснее начинал понимать, что его слова не трогают Егора.
Шилов спокойно сел на землю, стал сматывать остатки рубахи.
— Господи! — Лемке поднял глаза к небу. — Почему ты помогал этому кретину? Почему ему, а не мне?
— Потому, что ты все себе заграбастать хочешь, — спокойно ответил Шилов. — А бог велел делиться. — Шилов поднялся, добавил: — Пора, дорога длинная.
Двери кабинета Сарычева плотно закрыты. Секретарь губкома сидел на диване. Напротив него в кресле расположился молодой человек в перетянутом ремнями френче. Представитель из Москвы напряженно слушал Сарычева, жадно курил и стряхивал пепел мимо уже полной окурков пепельницы.
— И вот наконец известие из Омска, которого я ждал, — негромко говорил Сарычев и протянул собеседнику небольшой, заляпанный печатями лист бумаги.
Тот быстро его прочел, вернул Сарычеву.
— Так, — представитель из Москвы хрустнул пальцами. — А этот мундштук можно посмотреть?
— Пожалуйста. — Сарычев вынул из кармана слоновой кости мундштук, положил на маленький столик, разделявший его с молодым человеком во френче.
Некоторое время они молчали.
— Где, вы говорите, он теперь? — спросил представитель, подняв на Сарычева глаза.
Сарычев подошел к стене, отдернул занавеску, прикрывающую карту, ткнул пальцем.
— Вот тут. Вместе с частью отряда он продолжает поиски остатков разбитой банды. — Сарычев закрыл карту, вернулся на диван. Сел, концом шарфа начал протирать стекла очков.
— Почему вы его до сих пор не отозвали? — спросил представитель.
— Честно говоря, боялся. Больно уж он осторожен. Я боялся, почует неладное и уйдет. А без него мы потеряем ключи ко всему подпольному центру.
— Логично. — Представитель из Москвы придавил папиросу, встал и подошел к окну. — Ну, что ж... будем брать на месте. — Он повернулся, внимательно посмотрел на Сарычева и спросил: — Ну а с золотом-то как, Василий Антонович?
Сарычев некоторое время молчал опустив голову. Потом поднял глаза, открыто посмотрел на молодого человека и тихо, но твердо сказал:
— Это моя вина, Дмитрий Петрович. Я был инициатором операции... И отвечу перед партией по всем законам нашего трудного времени.
Сапоги глубоко проваливались в моховую подушку, и Егор с трудом вытаскивал ноги. Его шатало от усталости, страшно хотелось пить. На груди Шилова, схваченный ремнями, висел баул, на спине Егор нес ротмистра.