Песня на двоих (Панкеева) - страница 62

— Если узнает, что его видели в слезах, то несомненно. Оставьте его в покое.

— Кто сказал Ольге о проклятии? О том, кто такой Кантор, она догадалась сама — хвала богам, через полгода додумалась. Но кто ей сказал обо всем остальном? Неужели мэтр Максимильяно?

— Полагаю, именно так и есть, — неторопливо произнес старик.

— Но зачем? Он что, не понимал, к чему его откровенность приведет? До сих пор он казался мне умным человеком.

— Он не только умен, но еще и мудр.

— Мне кажется или вы действительно одобряете его поступок? Единственный результат, который я вижу, — Ольга с Кантором рассорились окончательно, она удалилась, подозрительно шмыгая носом, а отважный кабальеро всхлипывает, уткнувшись лбом в стену, и шепчет что-то нелестное о почтенном родителе.

— Вы поймете позже. И он тоже поймет. Все, что произошло, — только к лучшему. Постоянные тайны, окружавшие персону дона Диего, порождали недомолвки, вынуждали лгать и препятствовали взаимопониманию. Они с Ольгой оба страдали от недостатка откровенности, теперь же настало время, когда они могут сказать друг другу все, ничего не скрывая.

— Только теперь они этого не хотят, — проворчал король. — И я все равно опасаюсь за Кантора. Может, послать Жака к нему гости? Как бы ненамеренно…

— Оставьте вы в покое бедного мистралийца. Не нужно никого посылать. Только испортите все.

— Но вы точно уверены, что завтра утром мы не обнаружим в квартире труп с дыркой в голове?

— Я уверен, — хитро улыбнулся придворный маг, — что завтра утром вы обнаружите предмет вашего беспокойства сладко спящим за столом в обнимку с гитарой, среди исписанных нотных листов…

ГЛАВА 4

Незнайка пришел домой и сразу принялся сочинять стихи. Целый день он ходил по комнате, глядел то на пол, то на потолок, держался руками за подбородок и что-то бормотал про себя.

Н. Носов

Что делать, когда в твоем маленьком личном мире наступает конец света?

Когда в одночасье ломается и рушится твоя жизнь, когда летят в мрачную ненасытную бездну обломки всех твоих надежд и радостей, а ты остаешься, раздавленный равнодушным каблуком судьбы, под грудой мусора и пыли, наедине со своей болью и мучительной пустотой внутри?

Когда каждая минута твоего существования кажется бессмысленной и бесконечной и нет впереди ничего, ради чего стоило бы жить?

Когда начинает казаться, что даже «никак» будет лучше, чем «так», когда покой небытия видится соблазнительным, и рука сама невольно тянется за спину, и твердая, холодная, хорошо смазанная смерть ложится в ладонь привычной тяжестью…

Наверное, стоит оглянуться. Вспомнить, что все это не ново и так уже бывало, и даже хуже. Что есть люди, которым пришлось куда тяжелее, чем тебе, и они все же с этим живут. Вспомнить, наконец, что кроме утраченной любви у тебя есть хорошие друзья, один из которых, может быть, и заплачет, а вот другой преисполнится презрения и перестанет уважать. А главное — у тебя есть замечательные, несравненные, отличные враги, которым ты конечно же не собираешься оказывать ценных услуг.