21 августа 1936 года Прокурор СССР Вышинский объявил о начале следственных действий в отношении «правых» — Бухарина, Рыкова, Томского. На состоявшемся в тот же день партсобрании Томский покаялся в своих «преступных связях» с осужденными по процессу 16, а следующим утром на даче в Болшеве покончил жизнь самоубийством.
8 сентября в присутствии Кагановича, Ежова и Вышинского состоялась очная ставка между Бухариным и Рыковым, с одной стороны, и Сокольниковым — с другой. Как явствует из опубликованного короткого фрагмента стенограммы, Сокольников узнал о роли Бухарина и Рыкова в троцкистско-зиновьевском блоке не от них самих, а от расстрелянного к тому времени Каменева. 10 сентября «Правда» сообщила о прекращении следственных действий по делу Бухарина и Рыкова за отсутствием оснований для привлечения их к судебной ответственности. В опубликованном не так давно письме к Сталину Каганович отмечает, что склонен верить аргументам, оправдывающим Бухарина и Рыкова.
Однако допросы Радека и Пятакова, проведенные в преддверии второго московского процесса (январь 1937-го), заставили вернуться к выдвинутым против Бухарина обвинениям. С декабрьского (1936) по февральско-мартовский (1937) Пленум ЦК состоялось еще несколько очных ставок с участием Бухарина и его обвинителей. В настоящее время опубликованы стенограммы его очных ставок с участием Астрова, Куликова, Пятакова, Радека и Сосновского. Хотя подробный анализ последних выходит за рамки поставленной задачи, мы не можем пройти мимо некоторых характерных особенностей, присущих этим стенограммам.
Присутствовавшие
Не принуждались ли обвинители Бухарина на очных ставках к ложным показаниям против него и самих себя? Истина состоит в том, что никаких доказательств, свидетельствующих о чем-то похожем, просто нет. Очные ставки с Куликовым и Сосновским, состоявшиеся 7 декабря 1936 года, проводились в присутствии членов Политбюро — Сталина, Кагановича, Ворошилова, Молотова, Андреева, Орджоникидзе, Жданова и Микояна. Сталин и другие присутствовавшие вели себя очень активно, задавали много вопросов и больше всего Бухарину. Их поведение полностью отвечало желанию выяснить, что именно произошло в действительности. И если бухаринские обвинители подвергались насилию, почему бы им тогда не признаться в том Сталину?
По словам Сталина, указанные обстоятельства тоже произвели на него сильное впечатление: «Очная ставка отличается тем, что обвиняемые, когда приходят на очную ставку, то у них у всех появляется чувство: вот пришли члены Политбюро, и я могу здесь рассказать все в свое оправдание. Вот та психологическая атмосфера, которая создается в головах арестованных при очной ставке».