«До тех пор пока мы с вами не проведем всю операцию, эта операция является государственной тайной со всеми вытекающими отсюда последствиями. Когда я буду вас знакомить с планом по краю в целом, то всякие цифры, о которых вы услышите, по мере возможности должны в вашей голове умереть, а кому удастся, он должен эти цифры из головы выкинуть, кому же это не удастся, он должен совершить над собой насилие и все-таки их из головы выкинуть, потому что малейшее разглашение общей цифры — и виновные в этом пойдут под военный трибунал.[175] Поскольку цифры достаточно любопытны по краю, я считаю необходимым познакомить вас с ними с тем, чтобы вы могли сориентироваться с масштабом операции».[176]
Как отмечал Миронов, санкции прокуратуры не требуется, она лишь ставится в известность по факту случившегося. Прокурору следовало передавать списки уже арестованных лиц, и он, таким образом, не мог влиять на то, кого следует брать под стражу. Без личных указаний Ежова Миронов никогда бы не осмелился давать такие инструкции:
«Постановление с прокурором не согласовывается. Прокурору мы посылаем только списки арестованных, причем списки придется составлять начальнику оперсектора в 4 экземплярах — один оставлять у себя, один посылать в край для рассмотрения на тройке, один направлять начальнику Р[айонных] О[отделов] или Городских] О[тделов] и один прокурору».[177]
Сказанное означает: не прокуратура, а НКВД распределял, кого из арестованных отнести к «первой категории» — вынесению смертного приговора, а кого ко «второй» — заключению в лагеря и колонии:
«Дела будут оформляться упрощенным процессом. После операции контроль будет затруднен, поэтому в отношении первой категории надо быть очень требовательными с точки зрения применения категории и санкции на операцию. Почему надо быть требовательным? Работать нам придется два с половиной месяца, через месяц могут вскрыться новые дела и новые организации, предоставленный нам лимит мы можем исчерпать и можем очутиться в таком положении, подойдя к целому ряду дел и фигур, что лимит у нас будет использован. В результате мы можем оказаться через месяц без лимита».[178]
«Лимиты» — максимальное число лиц, намеченных для репрессий, — Миронов рассматривал не иначе, как обязательные для исполнения плановые показатели, или квоты. «Лимит» на 11 000 чел. (фактически на 10 800) он понимал как приказ арестовать как минимум 11 тысяч. Подчиненным он отдал распоряжение не бояться превышать «лимит» еще на пару-другую тысяч, если это им представится необходимым: