В больницу мы поехали вместе с Фадеевым. Дорохину делали перевязку, и нас попросили подождать.
Мы сидели в коридоре и ждали, когда нас позовут. И тут появилась Аня, жена Николая. С хозяйственной сумкой, из которой торчал блестящий колпачок термоса.
Аня похудела, осунулась. Но в глазах ее светилась надежда.
— Вытащу я Николая! — сказала она уверенно. — Врач говорит, будет жить, а это самое главное! Господи, почему я не послушалась его и не переехала в деревню? Вы знаете, — продолжала она, обращаясь ко мне, — я ведь в первые дни не отходила от него ни на шаг. Он все бредил, все говорил, как, мол, можно губить землю…
Мы с Фадеевым незаметно переглянулись: Николай наверняка имел в виду слив солярки.
— Как только встанет на ноги, увезу его в колхоз, — заключила Аня. Насовсем. Я уже сказала у себя на работе. А что? Если Коля так любит землю, надо жить и работать в деревне…
В это время дверь палаты открылась, и врач пригласил нас с Фадеевым зайти.
Дорохин был весь в бинтах. Нога — на растяжке. Меня он узнал с трудом. Чтобы не упустить ни единого слова, Фадеев решил записывать беседу на магнитофон. Тем более, врач дал нам на разговор всего пять минут.
— Вспомните, пожалуйста, — попросил шофера следователь, когда я представил его, — перед аварией вы проверяли тормозную систему на вашем КрАЗе?
Дорохин тихо произнес:
— Проверял.
Видимо, он и сам уже задумывался, что произошло с его машиной там, на двадцать седьмом километре.
— Все было в порядке?
— Да, в порядке, — как эхо повторил Николай.
— Вы проверяли машину утром, перед выездом или накануне?
— Накануне… Я всегда готовлю машину с вечера, чтобы утром сразу в рейс… Армейская привычка… Полная боевая готовность…
— Штуцер стравливания тормозной жидкости проверяли? — снова задал вопрос Фадеев.
— Сменил до этого за три дня… Новенький поставил…
— Собственноручно?
— Да. Я всегда на своей машине все делаю сам.
— Теперь попрошу вас ответить откровенно, — сказал Владимир Гордеевич. — Кто-нибудь незадолго до аварии или еще раньше угрожал вам?
Дорохин закрыл глаза.
Врач, внимательно наблюдавший за ним, тревожно выпрямился на стуле.
Следователь повторил вопрос более настойчиво, добавив, что это очень важно.
— Слышу я, слышу, — открыл глаза Николай. — Герман все допытывался, зачем я был в прокуратуре… Я сказал, что это не его дело. Тогда он сказал: «Ну, гад, если накапал…» И отошел…
— Когда это было?
— Дня за два до аварии…
Он снова закрыл глаза. Врач прервал допрос.
— Все стало на свои места, — сказал Владимир Гордеевич, когда мы сели в машину, чтобы ехать в прокуратуру. — Понимаете, не хватало одного звена. Очень важной детали! Я, впрочем, мог догадаться и сам. Но упустил из виду…