Над Осколом показалась группа самолетов. Русанов надел наушники и заставил радиста крутить «солдат-мотор», но, кроме шороха, атмосферных помех и потрескивания искрящих щеток генератора, уши ничего не услышали.
Посмотрел в бинокль — к аэродрому подходили «илы», но если они и разговаривали между собой по радио, то, видимо, на другой волне. Он понял: прилетели не свои «пропавшие», а очередное пополнение. Новые самолеты не отозвались теплом в его груди, не принесли на своих крыльях Русанову радости. Перед глазами, разбросавшись по земле, чадил догорающий костер оборвавшихся жизней.
«Где же двенадцать своих? Сколько нас за эти годы улетело с полковых аэродромов по маршруту только в одну сторону! Сколько сегодня на «Дуге» вместе с Масловым погибших, раненых и пропавших!»
Самолеты, поблескивая своей новизной, садились. Их широкие крылья будоражили застоявшийся воздух, и его стал обдувать ветерок с запахами свежей краски, горячего масла, едкой гари — запахами жизни и только что случившейся смерти.
Перед заходом солнца Осипов добрался к себе, но не ощутил восторга от встречи с домом. Наверное, не испытывали настоящего удовлетворения и остальные летчики.
Еще в воздухе, увидев дым и толпившихся около обломков самолета людей, он понял, что произошло несчастье…
Не верилось, что нет больше Маслова и «вредного» инженера. Несчастье с Ильей потрясло Осипова. Его разум не хотел мириться с совершившейся несправедливостью. С гибелью не на войне. К трагедии над аэродромом прибавились еще и мысли о судьбе Мельника, так как никто не знал, чей самолет был сбит у них на глазах. И когда Челышев отчитывал его за «позднее» возвращение, Матвей мыслями был очень далек от восприятия довольно оскорбительных слов. Попало за потерю ориентировки и за то, что в полку так и не получили сообщения о месте их посадки. Где-то застрял звонок на одном из многих промежуточных коммутаторов или передающих звеньев. Исчезновение без вести Мельника и двух групп самолетов, катастрофа Маслова настолько, видимо, потрясли майора Челышева, что за ними начисто исчезли и выигранный Осиповым воздушный бой, и спасение четырех молодых экипажей.
Обиды у Матвея не появилось и на командира дивизии, который по телефону резко, но и справедливо выговорил ему за допущенную оплошность:
«…Ты не имел права ошибаться в знакомом тебе районе».
Усталость, а может быть, и неосознанная, затаенная обида на начальников, которые в последнем вылете видели только его провинность, выплеснулись у Осипова наружу совершенно неожиданным образом.
После разговора с генералом, когда Матвей уже уходил к себе в эскадрилью, его окликнул мягкий, на вкрадчивых интонациях голос: