3) особенности маневрирования в зоне огня ЗА и ведение воздушного боя;
4) использование радио.
Отдельно командирам и инженеру полка:
1) броня, пулемет;
2) подготовка молодых летчиков;
3) семьи».
Наконечный положил карандаш. Сосредоточенно еще раз перечитал написанное. Прошелся по палатке. Взглянул на себя со стороны и понял, что его состояние подобно самочувствию студента перед экзаменом.
«Да, это будет экзамен моей командирской зрелости. Оценивать ответы на вопросы будут строгие оппоненты — люди, которые каждый день ходят в бой и поэтому отлично знают обсуждаемую тему. Знают жизнь, видели смерть. Это заслуженные собеседники».
Он заставил себя вернуться к листу бумаги, лежащему перед ним, и снова углубился в раздумья. Всякий довод расчленялся им на два составных элемента: «за» и «против». А в конце мысленного лабиринта шли жесткие военные определения: «да», «возможно», «нет».
Из бури противоречий Наконечного вывел начальник штаба, который, видимо, не сразу решился прервать его раздумья, но вынужден был докладывать, что командиры управления полка и эскадрилий, летчики и штурманы на первый вылет собраны, обстановка на линии фронта и погода изучены.
Вошел капитан Чумаков:
— Здравствуйте, командир! Уже собрались к летчикам? Задали комэски задачку. Если вас интересует мое мнение, то скажу одно: надо пробовать, только без суматохи. Мне думается, что все это окупится во сто крат.
Наконечный улыбнулся:
— Спасибо за поддержку. Пойдемте к летному составу.
Наконечный, выруливая и даже взлетая, напряженно думал о начавшемся уже теперь вылете: все ли он продумал? Как поняли подчиненные его указания? А что будет, если на практике встретится неожиданный вариант? Эти «если» осаждали его и сейчас, когда он уже заканчивал в воздухе сбор взлетевшей эскадрильи. Сомнения и тревога за людей, за успех эксперимента отодвинули на задний план его личные человеческие переживания в предвидении боя.
Он смотрел на свои действия и решения как бы со стороны, воспринимая себя в третьем лице, стараясь как можно точнее выполнять собственные указания, данные им перед вылетом.
Аэродром проплыл по правому борту, и группа легла на курс к линии фронта. Он отметил у себя внутреннюю напряженность ожидания. Усмехнувшись, представил себя лыжником, несущимся с трамплина, который, начав разгон, уже не может остановиться, ждет прыжковый стол, а потом, совершая полет и управляя им, будет готовиться к приземлению.
Так и у группы людей, которые идут с ним в одном строю, сейчас своя разгонная горка, а обрезом прыжкового стола будет линия фронта, после которой может быть удачный или неудачный полет, рекордное или посредственное приземление.