– «Мартел».
– «Мартель», темнота, – поправил Сухарев. – Это папашин.
– Так что, можно открыть? – не унимался Кузя.
– О, давай, круто! – загалдели остальные особи мужского пола.
– Валяй, – позволил Сухарев.
Кузя с товарищами распотрошили пробку и принялись разливать коньяк. В комнате тягуче запахло жареным миндалем. Этот запах вкупе с «Диором» приятно кружил голову, пьянил сильнее «Советского игристого», провоцировал на дерзкие, сумасшедшие поступки.
– Тебе плеснуть? – спросил Кузьмин Сухарева.
– А то! – отозвался именинник. – За что пьем?
– За прекрасных дам, – почему-то мрачно отозвался Кузя и покосился в мою сторону.
– Замечательный тост! – радостно подхватила Тонечка. – Мальчики, и мне чуток. Когда еще родную Францию попробуешь?
– Хочешь? – Сухарев поднес к моим губам бокал.
Я медлила. Чувствовала, что уже от шампанского хороша. С другой стороны, что я теряю? Что со мной может случиться? Тут все свои… Всего один глоток. Зато потом буду знать, что такое настоящий «Мартель»…
Я сделала этот глоток. Горло мгновенно обожгло, я закашлялась. Мишка протянул мне стакан воды. Я жадно пила, вода срывалась с моих нетвердых губ, капала на свитер. Стало невыносимо жарко, сердце заколотилось, как пулемет. В голове образовался вакуум, какофония запахов «Диора», «Мартеля» и сигаретного дыма дурманила сознание, жадный взгляд сидящего рядом парня будоражил ленивую кровь, что-то жарко трепыхалось в животе, напоминая о невероятно знойном лете. Я подошла к окну, потянула на себя фрамугу, она отворилась. Вдохнула осенней сырости, закрыла глаза. Ветерок приятно освежал пылающие щеки.
– Танцуем все! – объявил кто-то.
Заиграла медленная музыка. Я оказалась в объятиях именинника. Мишка прижимал меня все крепче, что-то лопотал про мои глаза, волосы и духи, его руки скользили по моей спине, обжигая через свитер, мне уже не хотелось смеяться, мне уже вообще ничего не хотелось, кроме музыки, тепла и тихих вкрадчивых слов, зажигающих огонь где-то внутри. Я снова закрыла глаза и вдруг почувствовала, как влажные губы коснулись моего уха, прижались к щеке, заскользили к моим губам. Что-то снова трепыхнулось внутри, замерло в томительном ожидании неизведанного, непознанного… Вот он, мой первый поцелуй, нетерпеливый, хмельной…
Теплые мокрые губы прижались к моим, захватили их в плен, обмусолили обе и каждую по отдельности… Блаженное тепло улетучилось. Стало холодно и противно. Я задрожала, попыталась отодвинуться, но Мишка не отпускал, да еще просунул мне в рот толстый язык и принялся вылизывать мои зубы… тьфу, какая гадость! Меня сейчас вырвет…