– А я только пиво употребляю! – прояснил свою позицию Игнат.
– И тем не менее. – Доктор Дорожкин встал, держа в руке мензурку. – Я не вовлекаю вас в пьянку, я призываю принять участие в эксперименте. Сделайте хоть пару глотков. Кто не привык к чистому спирту, разбавьте водой.
Доктор перенес с подоконника графин с водой.
– Все-то ты, Леня, тайнами обставляешь, – усмехнулась Ирина и показала пример остальным: задержав дыхание, залпом опрокинула в себя огненную жидкость. Потом взяла корочку хлеба и уткнулась в нее.
– Вот это по-нашему! – похвалил коллегу Дорожкин. – Но вы, ребята, тоже не отлынивайте, сделайте хотя бы по глоточку.
Санечка сделала глоточек и поперхнулась. Она закашлялась, схватилась за воду, потом за хлеб. Игнат справился с заданием более ловко и опустошил мензурку полностью. Санечке пришлось повторить попытку.
Другой закуски, кроме хлеба, на столе не было, и все смущенно пощипывали свои кусочки, отправляя крошки в рот.
– Ну как, потеплело? – спросил через минуту-другую доктор.
Санечка глуповато улыбнулась, а Игнат откинулся на спинку стула и без стеснения произнес:
– Неплохо бы добавить.
– Ты у меня смотри, пьянчужка! – погрозила ему пальцем сестра. – А в самом деле, Леня, может, есть что в загашнике?
– Нет, – засмеялся Леонид Матвеевич. Он казался самым трезвым из компании. – Если бы и было, не налил. Наши корочки-подкорочки – вещь тонкая, сильного вторжения не любят!
– Корочки? – Охмелевшая Саня с недоумением уставилась на свой общипанный до корки хлеб.
– Я имею в виду кору и подкорку головного мозга, – улыбнулся доктор. – Я ведь для чего угостил вас? Чтобы вы лучше поняли суть применяемой в клинике методики. Когда мы принимаем спиртное, мы ослабляем процессы торможения в нашем мозгу. Открываем дорогу нашему подсознанию, интуиции.
– Вы сказали, что желание интимных ласк шло от меня самой, а не от электронного подсказчика. Выходит, я такая испорченная?
– При чем тут испорченность? Это же естественно для женщины и для мужчины тоже – тянуться к противоположному полу. Другое дело, что мы разумом часто перекрываем этот природный импульс. А наше устройство чуть-чуть притупляет расчеты, дает выход искренним чувствам.
– Подождите! – встрял Игнат. – Я не совсем понимаю. Вы все перевернули с ног на голову. Значит, тот, кто пользуется вашим устройством, максимально искренен? Дает волю своим животным инстинктам?
– Не совсем так. Ведь часто мы прячем и добрые, искренние чувства, опасаясь, что другие нас не поймут. Наша программа считывает эти чувства и корректирует мысли, как-то уравновешивая крайности. Поэтому, кто внутри зол и алчен, тот становится как бы добрее. А мягкий, не уверенный в себе человек учится более твердому поведению.