Я чувствовала головокружение, но вскочила, схватив отломанную ножку стола. Одной рукой Этьен отирал кровь с глаз, а другой искал меч. Он снова не рассчитал скорость моей атаки, и ножка стола с силой обрушилась на его голову, содрав кожу с черепа. Кровь хлынула ему на лицо, он закрылся руками, а я продолжала осыпать его ударами. Он, полусогнутый, ослепший, пятился назад, пока не свалился на обломки стола.
– Боже, девушка, – простонал он, – ты убьешь меня?
– С легким сердцем! – расхохоталась я так, как никогда прежде не смеялась, и ударила его повыше уха, снова отбросив его на сломанный стол, с которого он с усилием пытался встать.
Стон сквозь слезы слетел с искаженных губ Этьена:
– Во имя бога, девушка, – молил он, слепо протягивая ко мне руки, – будь милосердна! Остановись во имя святых! Я не готов умереть!
Он старался встать на колени. Кровь, хлеставшая из разбитой головы, обагрила его одежду.
– Остановись, Агнес, – бормотал он. – Пощади меня, во имя бога!
Я колебалась, мрачно глядя на него, затем бросила в сторону свою дубинку.
– Живи, – произнесла я с презрением. – Ты слишком ничтожен, чтобы пачкать о тебя руки. Убирайся!
Он попытался встать, но не смог.
– Мне не подняться, – простонал он. – Комната плывет, и в глазах темно. О Агнес, ты подарила мне горький поцелуй! Бог милосерден, но я умираю в грехе. Я смеялся над смертью, а теперь, когда она рядом, я боюсь. Ах, господи, мне страшно! Не оставляй меня, Агнес! Не дай мне умереть как собаке!
– С какой стати? – зло спросила я. – Я тебе доверяла, считала, что ты благороднее обычных людей, слушая твои лживые слова о рыцарстве и чести. Тьфу! Ты продал бы меня в рабство, которое отвратительнее, чем турецкий гарем.
– Знаю, – простонал он. – Моя душа чернее ночи, что надвигается на меня. Позови хозяина, пусть он приведет священника.
– Он уехал по каким-то своим делам, – ответила я. – Он прокрался через заднюю дверь и поскакал в сторону леса.
– Он поехал, чтобы выдать меня герцогу Аленсонскому, – прошептал Этьен. – Он все-таки узнал меня. Я действительно пропал.
Я догадалась, что это произошло из-за того, что в темноте я позвала Этьена по имени – так хозяину стало известно настоящее имя моего фальшивого друга. Следовательно, если герцог арестует Этьена, это случится из-за моего непредумышленного предательства. Как большинство деревенских людей, я испытывала к знати только страх и недоверие.
– Я увезу тебя отсюда, – сказала я. – По моей воле даже собака не попадет в руки закона.
Я поспешила из таверны к конюшне. Неряхи-служанки уже не было: возможно, она тоже побежала в лес, если не была слишком пьяна, чтобы заметить что-нибудь. Я оседлала коня Этьена. Конь прядал ушами, грыз поводья и лягался, но я подвела его к двери. Войдя к Этьену, я увидела, что он, действительно представляет собой страшное зрелище: весь в синяках и кровоподтеках, в рваном камзоле и рубашке, залитой кровью.