— Убрала куда-то, — отмахнулся я.
— Да не трогала я его!
Я проглотил смешок. Будь здесь Вовочка, непременно поинтересовался бы, как давно Анюта «не трогала» этот самый веник. А я … Я лучше пока промолчу. И так засыпаю на ходу. Так еще и посуда эта летающая.
Осторожно обходя пятнышки плесени на линолеуме, я приблизился к холодильнику.
— Завтракать будешь?
— Что?! — Аня уставилась на меня как на идиота.
— Завтракать, говорю, будешь? Я понимаю, рано еще, но, может …
Девушка чуть слышно истерично хихикнула и плюхнулась на небольшой угловой диванчик:
— Я сейчас уже все что угодно буду … Знаешь, я так надеялась, что два года назад все закончилось, а теперь опять!
— Не повезло, — флегматично протянул я, открывая дверцу холодильника.
И совершенно зря, между прочим. Как известно, существует такой сыр … То ли бри, то ли еще как, не помню. Суть в том, что он покрыт плесенью и на вкус … ну, скажем так, слегка своеобразный.
Это я к тому рассказываю, что в холодильнике плесенью было покрыто все. Стенки поросли зеленоватым мхом, на дверце появились белесые побеги … Даже лоток куриных яиц теперь больше походил на какой-нибудь холмик.
— Есть нечего, — подытожил я, захлопывая дверцу. — Белый чай будешь?
— У меня только черный есть! — удивленно хлюпнула носом юная журналистка.
— Он тоже плесенью зарос, — хмыкнул я. — Так что будем классический белый. То бишь кипяточек без добавок. Потому как пить вредно.
— Шутишь? — догадалась Анюта.
— А есть варианты?
Варианты появились ближе часам к одиннадцати, когда в квартиру завалился Вовочка. Волосы дыбом, глаза на-выпучку, в общем, морда такая, словно он сейчас, бедный-несчастный, отбивался одновременно от всех вампиров, оборотней, ну и еще от каких-нибудь монстриков заодно. Судя по мятой-перемятой, только что не пожеванной рубашке, чудовища победили.
Первым делом профессиональный юрист плюхнулся на диван, не обращая внимания на вопиющую грязь, и, печально захлюпав носом, протянул:
– Я самый несчастный человек в мире!
У Ани мгновенно проснулся материнский инстинкт:
– Почему?
Я таких идиотских вопросов не задавал, прекрасно понимая, что тут какой-нибудь подвох.
— Ох, — вздохнул Вовочка. — Анют, может, помнишь, лет десять назад по телевизору крутили песню … Сюткин, кажется, исполнял: «Семь тысяч над землей».
— Ну?
— Так вот, Анечка, — печально провозгласил Вован. — Старость — это когда мелодию, которую ты слышал лет так в шестнадцать, начинают крутить по «Ретро-ФМ» …
Я замер, переваривая услышанное, а Вовочка меж тем времени зря не терял:
– Короче, мальчики и девочки, у меня появилась умная мысля, как нам из всего этого выбраться!