Краем глаза я заметила проходившего мимо водителя Кости и поморщилась: "Совсем не обязательно, чтоб он видел наш разговор и передал Рутковскому. Чем меньше мужик знает, что он нравится женщинам, тем ему и его семье легче живётся. Неписанная мудрость бабьей книги жизни".
— Ну что вы, — проводив, испуганно отвёдшего взгляд, водителя глазами, я улыбнулась, — самая обыкновенная рядовая баба.
— Я не жалею, что поговорила с вами. Совсем некстати вы стали мне симпатичны.
— Взаимно. Мне тоже было приятно с вами пообщаться. Прямые люди сильны и интересны. И ещё приятнее осознавать, что мы поняли друг друга.
— Скажите… — начала она неуверенно, — почему он так резко изменился ко мне?
— Ну я не знаю… могу только предполагать…
— Пусть так… — давясь нетерпением поторопила она.
Я сказала:
— Вы сделали какую-то ошибку до ужаса напугавшую его.
Она как-то вся поникла и кивнула, её губы чуть слышно прошептали:
— Я вошла, он спал. Не удержалась… поцеловала… Совсем чуть-чуть, невинно…
Вдруг она подалась вперёд и схватила меня за руки. В какую-то минуту мне показалось, что передо мной была уже совершенно другая женщина- одинокая, несчастная. Но вскоре я поняла, что то был миг. Маска вновь заняла место на её лице, но та другая прорывалась.
— Спасибо, что вышли, что не прогнали, что выслушали, — она сорвалась и всхлипнула. — Я думала, он прогнал потому, что понимает, как обязательное доброделание надоедает этому самому носителю добра. В жизни так и есть, ведь правда же?! Но он одно не учитывает: война и я влюблена в него. Мне это в радость, понимаете, и никогда, никогда не надоест. Надежду на груди держала, а выходит… Не убивайте меня позвольте писать ему, дружить?…
Я порывисто обняла её. "Какая же она настоящая, такая? Или это опять игра?" Какой-то миг, мы так постояли. Отпускала я из объятий прежнюю Седову. Она ещё раз смерила меня взглядом полным непонимания. Покопалась в сумочке, вероятно ища платок или давая себе шанс войти в образ. Резко вскинула голову: взгляд гордо презрительный. Попрощавшись и мотнув модным подолом, повернувшись на высоченных каблуках, хлопнув дверью так, что стоявшая невдалеке и топырившая уши медсестра вжала голову в плечи, она ушла. Я тяжело выдохнула: "Можешь сердиться пока не лопнешь!" Не думала же она, право дело, что я собственного мужа на блюдечке подарю. Пиши, дружи, но на большее рот не разевай! Я с трудом отвела взгляд от двери, скрывшей её и, отлепив ноги от места, поплелась в палату. Они просто подгибались и с трудом тащили моё худенькое тело. Была б пополнее, сломались бы запросто. Шла не торопясь. Нужно время прийти в себя и осмыслить разговор. — "Нет, я с ней правильно говорила. Сюда она больше не придёт, хотя и от него не отстанет. Заела отставка. Но это меня мало волнует. Он никогда не свяжется с ней. А вот её намёки о его фронтовом романе… Надо подумать. Сам молчит. Значит, инициативу проявлять не буду, с разговором не полезу".