— Люлю, у нас есть чем покормить гостя?
— Присаживайтесь к столу, я сейчас.
Ставила тарелки, раскладывала еду, а руки дрожали. Видела, не могла не заметить, что Костя после этой встречи стал совершенно другой. В глазах появился блеск, азарт, таким он был перед сборами на охоту или рыбалку. Значит, расставание, и никаких двух недель не будет. Он и так сидел, как на иголках, как там, на фронте, без него, это же немыслимо. Что за наступление без Рутковского. Могу задержать? Пожалуй, да… Но не буду. Он в военном деле талант. С его именем в тылу и то связана победа, а уж на фронте и подавно. Сейчас он не принадлежит себе, семье, а только стране и войне. Пусть едет с богом, воюет, это его призвание и дело. Пусть гонит эту тварь с нашей земли и побеждает. Георгий, по — видимому, попросил. Приказать он ему не мог, ранение, а попросить… Стакан выпал из дрожащих рук и разлетелся на мелкие кусочки. "Так не пойдёт. Надо остановить эту дрожь. Он ничего не должен заметить". Взяла нож и надрезала палец. — "Ай!" На крик. Влетает Костя. Со словами: — "Люлю, как же так?" — затолкал мой палец себе в рот. Я смотрю на его взволнованное лицо и смеюсь. На фронте под пулями так не волнуется, как увидев на моём пальце кровь. "Тоже мне нашёл смертельное ранение". Он, оглядываясь на дверь, где застрял Георгий, целует меня в нос, помогает забинтовать палец и накрыть на стол. Георгий, наблюдая за нами, улыбается и теребит ухо. За столом мужчины пытаются шутить. "Конспираторы". Дождавшись когда Жуков, попрощавшись, уйдёт, я взволнованно смотрю на Костю и прошу два дня. День мне и день Аде.
Он походил по комнате, как маятник и решившись на разговор остановился напротив меня:
— Юлия, славная моя, я не мог отказать. Обстановка не простая. Буксуем. Прекратились наступательные бои. Продвижения вперёд нет. К тому же впереди планируется большая битва. Я должен подготовиться… — Обнимая, волнуясь, пытался объясниться он.
— Я поняла. Дай слово, что будешь часто писать, так часто, как сможешь.
— Обещаю, сразу же, как только приму дела… Тебе не стоит обо мне беспокоиться.
— Костя, я боюсь за тебя, я страшно боюсь за тебя…
— А вот это зря. Обещаю не рисковать…
— Не обещай, чего не выполнишь…, себя не переделаешь.
— Юлия, милая, ты только люби меня, верь и жди, обещаю со мной ничего не случиться.
А вокруг шумела поздняя весна. Мы молча, взявшись за руки, понимая неизбежность скорой разлуки, гуляли по вечерней Москве. Бег времени не под силу остановить даже войне. На столе стоял букет желтоглазых ромашек, приподнесённых Костику впечатлительными барышнями в театре. Его узнали и тут же засыпали вниманием. Он смущён. А мне становится неуютно рядом с его славой. Цветы он раздарил женщинам по дороге, а ромашки, напоминающую нашу молодость и жизнь в Забайкалье, принесли домой. На следующий день ходили смотреть кинокомедию "Свинарка и пастух". Косте очень понравилась песня о Москве. Я обещала раздобыть текст ему и переслать. Вернулись опять поздно. Адуся спала. И как только закрылась дверь изнутри, он, крепко обняв меня, начал страстно целовать.