— Ты не дал мне побаловать себя, — закричала она.
— Это претензии и мне зайти? — последовал немедленно ответ.
В счастливом возбуждении она, стараясь перекричать водный дождь и пробить закрытую дверь, закричала:
— Тогда мы никогда не поужинаем нормально. Раскладывай по тарелкам я выхожу.
Не успела она открыть дверь, как оказалась в его объятиях.
— Ой!
Нетерпеливые губы прошли каскадом по влажному лицу.
— Я тебя напугал?
— Настроила себя на твоё присутствие за столом, а ты тут… Эд, скажи, тебя не жгли страшные минуты тоски?
— Ты о чём, куколка?
— Ну, тебе никогда не хотелось свести счёты с жизнью?
Он помедлил и всё же сказал правду:
— Было и не однажды, последний раз перед тем, как решил попробовать женщину. Дня за два до тебя. Двое суток колебался, а потом перед тем, как купить верёвку и сигануть в намыленную петлю, решил рискнуть. Какая уж думаю разница, грехом больше, грехом меньше, всё равно всё с собой унесу… Как не крути, везде, всё равно, виноват. А тут ты. Но, что за вопрос, малыш? Что-нибудь случилось сегодня?
— Имеющий ранение, сын моей знакомой, покончил с собой. Я держала в руках страшное материнское горе. Его фотографию, в чёрной рамке. У меня не было сил и слов на утешение. На такое не наскребается сил смотреть, даже рядом быть тяжело. Мне так плохо. Согрей меня и утешь. Прошу тебя, солнышко моё, не делай такого, даже думать не смей, — с жаром принялась она его целовать.
— Вот это да! Лю, ты меня задушишь. Притормози, всё в прошлом. С чего дёргать смерть за усы, если мне жить хочется. Теперь я рад разбегающимся звонким ручьям. Затяжному дождю. Злому ветру и холодной зиме.
— А дню?
— А как же! Первому лучику солнца, а ещё больше спустившемуся вечеру и звёздам на небе.
— Давай не будем обижать солнышко, радуясь ему не меньше луне. Покончим с игрой в кошки мышки. — Ловко подвела она разговор к своему интересу. Крутясь около него и ластясь.
— Ты меня обслюнявила всего, садись ужинать, а то я утонул сегодня в море работы, не успев даже пообедать.
— Пусть будет так…,- тяжело вздохнув, она села напротив и замолчала.
— Малыш, ты совсем наплевательски относишься к себе, отсюда и хандра. Вместо похорон сходи, посмотри что-нибудь весёленькое…
Она, пропустив его конструктивное предложение мимо ушей, заговорила о своём.
— Эдик, ты меня злил тогда, когда рассказывал про грудь или всё же видел мою личность в живую, при солнечном свете?
— К чему такой смешной вопрос?
— Ответь?
— Конечно, видел. Я тебе правду сказал.
— Вот уж позволь тебе не поверить?
— Тю! Бобик сдох…
— Мне перевалило за тридцать. Как ты однажды справедливо заметил, я все шансы свои пропустила. Не потому что, как ты или генеральный сказал — никому не нужна, а потому что сама не хотела. Но это не важно. Главное, что это так. Встаёт законный вопрос. Откуда взяться "малышке"?