В воспоминаниях принёсших удовольствие, она прикрыла глаза и рассказала:
— Я познакомилась с чудными людьми. Им почти по 80, но там такой фонтан чувств. Знаешь, что он мне сказал: "Человек, перенёсший страдание становится сильнее". Я не могла им отказать, мы пили наливку из рябины.
— Ну, насчёт страданий, — это непростой вопрос. А вот о наливочке поговорим, я-то гадал, что за вкус. Ты засиделась у них и поэтому не пошла на спектакль?
— Не так. Я услышала такое, что заставило меня передумать. И сейчас я рада безумно этому.
Он, скрывая чувства, уткнулся в её грудь, нежно обнимая, промурлыкал:
— Спасибо. Я принесу еду сюда, посиди.
Подвинув маленький столик к постели, Эд отправился за ужином. Людмиле вдруг померещился красный свет от факелов, две курильницы по углам и она увитая тяжёлыми украшениями, голая на меховых и кожаных подушках ловя жадные взгляды мужчин, тянется к подносу с фруктами. "Гетера. В какой-то жизни, значит, я была ей". Он вошёл шумно. Споткнувшись о ковёр и задев дверь, чертыхнулся. Люда открыла глаза, видение исчезло.
— Вкусно пахнет, — потянула она носиком.
Он расставляя содержимое подноса на столик заметил:
— На вкус это не хуже. Палочками пользоваться умеешь?
— Это дорогое удовольствие и не по моему карману, — не удержавшись съязвила она и тут же готова была откусить себе язык.
А он, не цепляясь к её словам, ворковал:
— Открой ротик, я положу тебе сам. Ну, как?
Не успев прожевать подавилась смехом.
— Подожди, я ещё не разжевала. Надеюсь это не лягушка или червяк?
— Разве похоже? — пощекотал он её подмышку.
Всё-таки, как приятно, что за тобой ухаживают. Насладившись этой мыслью, она взялась за игру.
— Ночью все кошки серы. То, что я жую имеет какое-то отношение к воде?
— Пучеглазая относится скорее к болоту… — Напугал он, тут же пойдя на попятную. — Жуй спокойно, это точно не она. Теперь запей из моего бокала, — приблизил он ей к губам узкий сосуд.
Она не удивилась, но повредничала.
— Почему из твоего. У меня же есть свой.
— Из моего ароматнее.
— Хорошо. Выпьем из твоего, потом дойдёт очередь до моего…
Обменявшись не только вином, но и поцелуями, он нарываясь на похвалу спросил:
— Как тебе вино?
Она поняла это и воскликнула:
— Ничего вкуснее не пила! Чудное вино. Но мне на сегодня боюсь, будет многовато…
Он жарко дыша в безумном порыве притиснул её к себе и зашептал:
— Ты лежишь и тебе не надо вставать, мои руки к твоим услугам. Я готов всю ночь качать тебя на них, как в зыбке… Только не пугай меня больше. Тоска не давала мне вздохнуть.
Она вновь почувствовала тяжёлый ароматический дым из бронзовых курильниц, что ложился в зале голубоватым туманом. Спустила ноги на пол. Точно зная, что под ступнями ковёр, но… Под ногами, как наяву отдавали холодом мраморные плиты. Их белизна отсвечивала в свете прикреплённых на полуколоннах факелах. На руках и щиколотках позвякивали браслеты. "Откуда здесь это всё? Невероятно, но ведь ту безумную ночь он тоже сидел перед ней, жадно ловя каждое её слово и движение, почему она его не узнала? Тогда бы этот путь в счастливую вечность был короче, и она не была так долго такой одинокой и несчастной". Сбросив одежду и распушив волосы, она начала танцевать танец "любви и тревоги" и петь перед ним песню "восторга и восхваления Афродите". Эдик, как заворожённый смотрел на неё, не понимая происходящего. В углу стоял раб с дополнительным факелом. Красное пламя колебалось на стенах и оттого чудилось, что по тёмным углам полно ядовитых шевелящихся тварей. Она махнула рукой и раб, потушив факел, удалился. Танцуя, она сужала круг вокруг него. Её руки, плечи и торс всё было в гармоничном движении. Ещё шаг к нему, грациозный взмах тонких рук и она заскользила по его телу, раздевая и соблазняя. Последнее, что он помнил, это были две её ласкающих руки в его волосах.