– Зато у меня с собой всегда припасена фляжка с посольской водочкой. А твой красивенький полусапожок подойдет к такому делу. И всех дел-то гусарских минут на десять.
– Коль, брось эту странную затею. Ты же не принц-фетишист дамских туфелек, да и из меня Золушка совсем никудышная.
– Идем, Вероника… Идем… Идем скорее.
Тут Коля быстро-быстро повлек меня прочь в сгущающийся сумрак прибрежного безлюдья. Верно, от выпитого мне сделалось как-то весело и забавно, а Колина слегка порочная идейка стала казаться небезынтересной и не лишенной своеобразной изюминки. Видел бы этакую процедуру Вадим! Ему бы и во сне не привиделось. Ой нет, ой нет, святой крест со мной, не дай-то бог Вадиму когда узнать!
Чуть не доходя до летнего причала для прогулочных трамвайчиков по Осло-фьорду, я послушно плюхнулась на скамью. Николай почти торжественно опустился передо мной на колено и элегантно, мягко снял с моей ножки левый полусапожок с самым моднющим ныне каблучком «рюмочкой». Затем плеснул в сапожок водки из металлической, формой похожей на шотландские, фляжки и с гордым возгласом: «За королеву!» выпил содержимое башмачка одним резким глотком.
– Ох, хорошо! Ох, хорошо пошла родимая! Какая ты все-таки… Ой, какая же ты хорошая. Сейчас позвоню твоей матушке и все ей скажу! Какую же дочь она вырастила! Это не дочь, это… это… это…
Он так и не сумел подобрать желанного слова, а вместо того, верно, ввиду распирающих его широкую грудь переизбытка чувств, принялся с поистине безумной буйностью целовать-терзать рыженькую замшу моего бедного сапожка. «Лишь бы зубами не порвал», – подумалось мне с ленивым испугом и захотелось отпить чуть-чуть водки из дотоле забыто мерцающей на скамье серебристой фляжки. Через минуту прикрыла усталые глаза и с глубоким, всей грудью, вдохом прохладного морского воздуха умиротворенно откинулась на спинку скамеечки.
Где-то вдалеке драчливо кричали альбатросы, черные волны упрямо бились о берег, порывы ветра усиливались. Ветер с моря был упруг и слегка колюч, как мужская щека.
«Как не хочется возвращаться домой, однако пора», – подумалось с привычной грустью.
– Коленька, мне пора. Ты проводишь?
Ответа не прозвучало. Я открыла глаза, Николая нигде не было видно: ни силуэта живого вблизи, ни в отдалении скопления материальных частиц, хоть отчасти напоминающих человеческую фигуру.
– Коля, Коля, ты где?
Глас вопиющего в пустыне; из влажного мрака никто не отзывался.
– Николай, что за глупые шутки?
А в ответ лишь глухие удары прибоя. В жизни мне не припомнить более глупой и странной ситуации, чем сидеть в последний день промозглого сырого октября без обуви на одной ноге и в значительном удалении от любых улиц, перекрестков или магистралей.