Он встал, улыбнулся, похлопал Ломара по плечу, обнял его за талию и повел к двери.
— Итак, вечером в десять? — спросил он.
— Вечером в десять, — согласился удрученный Ломар. И разговор и слушание, он был уверен, не дадут ему ничего. Командир вряд ли захочет что-то предпринять. И Ломар чувствовал, что в его теперешнем состоянии он и не будет стараться его убедить.
Снаружи, на широкой лестнице-улице, обрамленной огромными деревьями, которые здесь, казалось, росли лучше, чем на родине, старый ток с бидоном на голове заунывным голосом предлагал морских квирков. Цветущие лозы обвивались вокруг деревьев, их гроздья испускали облака жемчужной пыльцы, когда их покачивал бриз. Жены станционных чиновников болтали друг с другом, слуги несли за ними корзины с дикими и домашними продуктами, продаваемые на так называемом «базаре», поскольку токам не хватало энергии разносить продукты по улицам. Много было и мужчин в мундирах — обязанности их были так необременительны, что принималось любое объяснение отсутствия — от необходимости позавтракать до посещения другого чиновника.
Перед ним с улыбкой остановилась дочь второго офицера Станции Арлана.
Это была вторая или третья их встреча после первого знакомства в доме ее родителей. Сейчас она настолько отличалась от той девушки из первой их встречи, как будто то была смутно уменьшенная черно-белая фотография. Он так и не знал, что ее заставило в тот первый вечер уйти из-за стола.
— Привет, Линдел, — сказал он.
В ней не было ничего необычного, в этой девушке, и все же он не встречал еще таких привлекательных женщин. В его мозгу мелькнула фраза «дикая колониальная девушка». Она, конечно, не была дикой в том смысле, в каком является диким неприрученный зверь. Но что-то в ней было такое, что не могло существовать на планете с проблемами уличного движения. Блузка, которая на Старой Земле уже десять лет как вышла из моды, но совсем новая, заправленная в брюки, сшитые хорошим портным и ясно очерчивающие привлекательные бедра.
— Эй, Ран, — сказала она, беря его за руку. Они пошли рядом, и она продолжала держать его за руку. Если бы это было в уединенном месте, он бы не удивился так, но удивление тут же уступило место инстинктивному пониманию. Она была ребенком, когда впервые прибыла сюда, и для нее было естественно идти, взявшись за руку любого встречного мужчины… она так и продолжала поступать. Это не в обычаях мира извне. Но ей об этом никто не говорил.
— Эй, Ран, — повторила она, крепко пожимая его руку и глядя ему в лицо. Она улыбалась. Он ответил ей несколько вынужденной улыбкой, но все же ответил. Она кивнула и снова улыбнулась. Многое в ней напоминало мать и совсем немного отца, разве лишь глаза.